Аннотация 
     
     Ктонибудь, ущипните меня больнобольно!!! Уже несколько дней мне кажется, что я. Виола Тараканова, сплю и вижу прекрасный сон! По детективам Арины Виоловой — кто не знает, это мой псевдоним — будут снимать кино! И даже то, что производит сериал кинокомпания под «говорящим» названием «Шарашкинфильм», меня не сильно расстраивает. Наконецто я стану настоящей звездой! Однако пока это только мечты, а вот очередной детектив, который нужно на днях сдавать в издательство — жестокая реальность. Но ждать им осталось недолго — я нарыла прямотаки убойный материал! Причем в прямом смысле этого слова…
 
     
Глава 1
     
     Если жизнь вдруг начинает осыпать тебя с головы до ног розами, внимательно посмотри вверх, не летит ли с подоконника вслед за ароматными лепестками большой цветочный горшок.
     Ночью меня разбудил телефонный звонок. Вытащив изпод одеяла руку, я схватила трубку и, мысленно ругая на все корки человека, который надумал тревожить меня ни свет ни заря, сонно протянула:
     — Слушаю.
     Послышался писк, треск, потом странный, похожий на кряхтение звук. Я обозлилась и села, нужно на ночь отключать аппарат, но Олег улетел в командировку во Владивосток, и я хотела убедиться, что муж благополучно совершил посадку в аэропорту. Только Куприн должен прибыть на место примерно в шесть утра по московскому времени, а сейчас три ночи, наверное, на том конце провода хулиган, страдающий бессонницей тип, решивший развлечься.
     — Это кто? — гаркнула я в трубку. — А ну немедленно отвечайте, у меня стоит определитель номера, сейчас увижу цифры — мало не покажется.
     Кстати, я давно собираюсь поставить АОН, показывающий на экранчике номер звонящего, да все недосуг.
     Я надеялась, что, услышав мои слова, безобразник испугается, отсоединится и более не станет забавляться с телефоном, но внезапно из трубки раздалось:
     — Хэллоу, этто госпожа Тараканофф?
     Говоривший владел русским языком, но слова произносил с явным акцентом.
     — Да, — отчеканила я, — Виола Тараканова вас внимательно слушает.
     — Простить, пожалуйста, — затараторили из трубки. — Я звонить вам из Америка, только сейчас сообразить, разница во времени есть огромна, у нас день. Ищо раз извиняйт!
     — Ерунда, — бодро отозвалась я, — вы мне совершенно не помешали.
     — Является ли госпожа Тараканофф писателем Ариной Виоловой? — не успокаивался голос.
     — Да, это мой псевдоним.
     — О, иес! Супер! Восхищение! Разрешите представиться, главный продюсер кинокомпании «Уорнер Бразерс» Поль Смит. Счастлив беседовать с великим литератором.
     Я чуть не выронила трубку.
     — Кто?
     — Я есть владелец одной из кинокомпаний Голливуда, Поль Смит, — забубнил мужчина, — мой мать был русским, иес?
     — Иес, — в полном обалдении ответила я, — ферштеен. Простите.., э.., ай донт спик инглиш.., не говорить поанглийски…
     Вот ведь странность, я давно заметила, что невольно попадаю в резонансные колебания с собеседником; если он заикается, немедленно начну заикаться или, как сейчас, коверкаю родную речь, и уж совсем поидиотски я начинаю вести себя, если нечаянно сталкиваюсь с прихрамывающим человеком. Очень хорошо понимая, что подобное поведение может быть расценено как прямое издевательство, но все равно мгновенно начинаю волочить ногу. Я делаю это без всякого злого умысла, сама не понимаю, отчего такое происходит. Ну с какой стати я сейчас произнесла глупость?
     «Не говорить поанглийски». Хотя, по сути, это абсолютно справедливо, я и впрямь не сумею прочитать Шекспира в подлиннике, да что там пьесы великого драматурга, я не способна даже спросить: «Как пройти к вокзалу?»
     — Не есть проблем, — откликнулся Поль Смит, — мой мать был из семьи Трубецких, мы болтать на русском. Наш компаний желать снять фильм по вашей книге «Гнездо бегемота».
     — Что?
     — О, иес! Сорок серий! Режиссер господин Лукас, он снимать «Звездные войны», о'кей? Слышать про такой кино?
     В состоянии, близком к коматозному, я закивала:
     — Иес, иес, слышать и смотреть! «Звездные войны» есть супер! Любить фильму!
     — Фантастик! — воскликнул Смит. — Сценарий писать вы, о'кей?
     — Иес.
     — Прилететь в Америка! На год! Мы оплатить все: гостиниц, еда, автомобиль, врач, массажист, психотерапевт, адвокат. Вам только писать! Гут?
     — Но…
     — Вы не есть довольны?
     — Я замужем и…
     — Супруг лететь с вами.
     — Он работает.
     — Ноу проблем, пусть трудиться у нас. Как это… о.., не парьтесь, все устроим!
     Умение владеть членораздельной речью покинуло меня, осталась лишь способность воспроизводить отдельные звуки, причем в протяжновоющей манере.
     — О.., о.., о, а.., а.., а…
     — Гонорар за серию пятьсот тысяч.
     — Чего? — вырвалось из меня.
     — Долларов. Вам данная сумма кажется маленькой? Вопрос обсуждаем!
     Теперь мои голосовые связки парализовало окончательно, а Поль Смит, явно не думавший о счете, который телефонная компания выставит ему за бесконечный роуминг, принялся живописать условия, которые писательнице Виоловой создадут в Голливуде.
     Потом он плавно перешел к творческим проблемам.
     — Главную женскую роль играйт Джулия Робертс!
     — Bay!
     — Второстепенную Анджелина Джоли или Николь Кидман.
     — Господи!
     — Из мужчин Том Круз.
     — Ой.
     — Брэд Питт.
     — Мама!
     — И Марлон Брандо.
     — Простите, — робко напомнила я, — он умер.
     — Кто?
     — Брандо скончался.
     — Да ну, я не знал, ошибочка вышла, — без всякого намека на акцент заявил Поль Смит и захохотал словно безумный.
     Я замерла с трубкой возле уха, а из нее неслось:
     — Ой, Вилка! Вот уж и предположить не мог, что ты так легко купишься… Хахаха.
     Тут только до меня дошло, что я стала жертвой идиотской шутки.
     — Коля! Это ты!
     — Ага, — еще громче заржал коллега Куприна Николай Реутов, — а как ты догадалась?
     И что было ответить кретину? «Ты обожаешь подкладывать людям „пукательные“ подушечки и подбрасывать в чай пластмассовых мух, поэтому очень многие давно перестали звать милейшего Николашу в гости и постарались свести общение с „юмористом“ к нулю»? Коля любитель кретинских розыгрышей, он из породы людей, цепляющих вам незаметно на спину табличку: «Стоимость три рубля» или «Продается за договорную цену».
     — Не узнала, не узнала, — ликовал Реутов, — завтра народ ухохочется, когда про Поля Смита узнает.
     Ну, Вилка, ты даешь, неужели в самом деле решила, будто твои кретинские дюдики Лукас экранизировать станет? Ой, не могу, держите меня семеро.
     — Я просто подыграла тебе!
     — Не врика! Обрадовалась, словно младенец погремушке.
     Из глубины моей души вынырнул монстр злобы.
     — Ты ради прикола готов не спать, — ехидно отметила я, — надо же, дождался глубокой ночи, вот я и решила не разочаровывать тебя, пусть, думаю, порадуется, идиот, такие титанические усилия предпринял.
     — Да не, — протянул Колька, — охота была ломаться. Куприн тебе велел позвонить.
     — Кто?
     — Муж твой, или забыла? — снова принялся ерничать Реутов.
     — Олег попросил меня разыграть?
     — Ну, понимаешь, — объяснил Николай, — он во Владик вылетел, ты в курсе?
     — Естественно.
     — И вовсе даже не естественно, — захихикал Реутов, — вот тут недавно я занимался одним делом…
     Представляешь, некая бизнесвумен вызвала в свою спальню горничную и спрашивает: «Маша, а почему мой муж не откликается, зову его, зову?» — «Так Иван Иванович уж три дня как в командировку укатил», — ответила домработница. На том и успокоились, а потом запашок по особняку поплыл, ну и обнаружили хозяина в подвале, в баньке, уже того, совсем прямо трупом. Во как случается, супружница не заметила, как любимый уехал, поломойка не отследила, когда вернулся. Хотя, с другой стороны, в двухтысячеметровом здании хрен друг друга найдешь. Ты, того, проверяй комнаты, когда Олега два дня дома нет.
     — В нашей квартире не затеряешься, — рявкнула я, — и, помоему, ты сейчас врешь! Куприну и в голову не могло прийти так подшутить над женой.
     — Во Владивостоке циклон, — вдруг нормальным голосом сообщил Реутов, — самолеты там не принимают, лайнер из Москвы посадили в другом городе, до Олега ты дозвониться не сможешь, он телефон то ли гдето забыл, то ли потерял. Вот и воспользовался промежуточной посадкой, зная, что я в отделе ночь куковать буду, побежал к начальнику аэропорта, мне звякнул и попросил: «Скажи Вилке, чтобы не дергалась, все хорошо. Как во Владике окажусь, непременно позвоню, только, когда это будет, не знаю».
     — С какой стати Олег мне не сообщил? Почему к тебе обратился?
     — Так думал, женушка дрыхнет, — весело откликнулся идиот, — велел в восемь утра тебе позвонить, а я сообразил, что классный розыгрыш может получиться. Разве я не прав? Клево вышло!
     — Просто супер, — рявкнула я и швырнула трубку в кресло.
     Наверное, следовало сообщить «юмористу» все, что я думаю о его «шуточке», только какой в этом смысл?
     Реутов считает, что поступил замечательно, всем весело, прикольно, стебно. Изменить дурака не в моих силах, воспитывать его желания нет, да и не хочу я тратить душу и время на кретина, остается лишь одно: свести общение с Реутовым к нулю.
     Вздрогнув от озноба, я юркнула под одеяло и попыталась уснуть. Я свернулась клубочком, руки обхватили подушку, глаза закрылись, но Морфей не спешил ко мне, в голову, как назло, полезли всякие, не совсем приятные мысли.
     Я, Арина Виолова, являюсь писательницей средней руки, детективы мои выходят не особо большими тиражами, но заработок растет. За те несколько лет, что нахожусь на книжном рынке, я сумела обрести своего читателя, пусть не очень многочисленную, зато стабильную аудиторию. Издательство в принципе довольно мною, я приношу не громадный, но опять же регулярный доход и прочно поселилась во второй десятке литераторов, связанных с «Марко», но, похоже, звездой мне никогда не стать. Нет, Арину Виолову иногда приглашают поучаствовать в теле— и радиопередачах и просят дать интервью. Но есть один нюанс…
     Токшоу, идущие по первому каналу в праймтайм, или «Русское радио» хотят видеть и слышать Татьяну Бустинову, Александру Даринину, Миладу Смолякову, Бориса Шакунина, но никак не Арину Виолову, остальные авторы, как бы это помягче выразиться, не их формат, нос не дорос, рожей не вышли. Я — звезда второй категории, осетрина не первой свежести, меня обычно зазывают так называемые кабельные каналы, ну, допустим, приглашают в студию, которая ведет вещание для жителей восемнадцатого подъезда девятого дома Хрюкинской улицы, еще ко мне проявляют активный интерес сотрудники журналов типа «Вестник леса Nского района» или газеты «Новости нашей клумбы». Всякие там «Эгоист» или «Московский комсомолец» желают иметь дело с топовыми литераторами. Обидно ли мне? Конечно, нет! Впрочем.., наверное, я лукавлю. Конечно, приятно увидеть свое лицо на обложке изданий, которые читает вся Россия. Один раз я спросила у Федора, начальника пиарслужбы «Марко»:
     — Как полагаешь, я сумею подняться на ступень выше?
     Федька поскреб в затылке:
     — Рыбка моя, тут есть четыре пути. А. Пишешь, как:
     Бустинова и Смолякова, по восемь книг в год и сажаешь рынок на иглу своего творчества. Б. Обладаешь харизмой Дарининой и ее блестящим умением выдавать бестселлеры, пусть не тьму произведений за двенадцать месяцев, зато каждый раз фейерверк. В. Постоянно светишься в скандалах, бьешь журналюгам рожи, пляшешь голая на столе, выходишь замуж за самаркандского верблюда, рожаешь тройню пингвинов.
     Г. Начинаешь бодро живописать некие подробности, пикантные детали, строчишь книжонки о жизни попзвезд, олигархов, элитных проституток, ну, типа…
     «Я бандерша, поставляющая девочек высокопоставленным особам, сейчас расскажу про цвет трусов всех политиков».
     Выбирай, что тебе больше по душе.
     — Ну, — растерялась я, — ничего не получится.
     Быстро писать я не умею, до Дарининой таланта не хватает, голой на столе плясать както не того, и про РублевоУспенское шоссе вкупе с кулисами я ничегошеньки не знаю!
     — Тогда сиди и не чирикай, — отрезал Федор, — альтернативы нет: либо работа до кровавого пота, либо скандал. Усекла, киса?
     — Угу, — кивнула я.
     — Ну ладно, кропай по крайней мере пять книг в год, и я тебя раскручу, — снисходительно вымолвил пиарщик, — а коли детективчиков нет, то и вертеть нечего. Не могу же я без конца об одном и том же произведении пищать. Впрочем.., в твоем случае может помочь кино. Ежели снимут сериальчик, продажи пойдут вверх. В общем, работай, котеночек, хватай лопату в лапы и копай от забора до обеда.
     Я ушла домой подавленная и вечером даже поплакала в ванной, но потом успокоилась и сказала себе:
     — Не хнычь, родная. На сцене тоже есть примы, но ведь без кордебалета действие не пойдет. Исполнительница главной партии просто не способна одна пропрыгать на подмостках два часа, и ей не передать всех эмоций, не удержать внимания публики. Звездой можно стать лишь на чьемто фоне, значит, моя судьба быть тем самым восьмым лебедем на пятой линии у озера. Может, «птичку» не слишком хорошо видно из партера, но без ее присутствия ОдеттаОдиллия померкнет. Хотя, если вдруг комуто в голову придет мысль снять сериал по книгам Виоловой…
     Усилием воли я запретила себе думать о «звездной» карьере, но после откровенного разговора с Федором мысль о съемках нетнет да и мелькала в голове.
     Гадкий Коля Реутов ухитрился попасть каблуком в самое больное место! Я ведь и впрямь на какуюто секунду представила себя под руку с Томом Крузом, подумала о том, как вылезут из орбит глаза Федора при известии об интересе ко мне со стороны Голливуда…
     Сон исчез окончательно, я разозлилась на Олега.
     Надо же, пожалел жену, не захотел будить, обратился к дуболому Реутову. Ну неужели не сообразил, что Колька воспользуется возможностью и надумает «пошутить».
     Понимая, что гнев на Куприна несправедлив, я накрылась еще одним одеялом и неожиданно крепко заснула.
     Дррр, — взорвалось в голове, — дррр!
     Я подскочила, словно укушенная осой кошка, и невольно глянула на часы. Полдень! В кресле отчаянно вопил телефон. Тряся головой, я потянулась за трубкой, вставать не хотелось, особых дел сегодня нет, нужно просто сесть за стол и положить перед собой стопку чистой бумаги, поэтому никаких мук совести от того, что провалялась в кровати почти до обеда, я не испытывала. Томочка, Семен, Кристина и Никитка на даче, Олег в командировке, домашних хлопот никаких.
     Кресло стояло не так далеко от моего ложа, но все же я не дотянулась, подползла к самому краю матраса, свесилась с него, уцепила верещащий телефон и, не удержавшись, грохнулась на пол, довольно сильно стукнувшись головой о паркет. Трубка заткнулась, я чуть не зарыдала от обиды, вновь услышала «дррр» и довольно зло рявкнула невидимому абоненту:
     — Ну, говорите!
     — Простите, — послышался безукоризненно вежливый, «профессорский» голос, — соблаговолите позвать Виолу Леонидовну, если она, конечно, сейчас не работает.
     — Мое отчество «Ленинидовна», — невесть по какой причине обозлилась я на незнакомца.
     Самой не ясно, от чего завелась, имя Ленинид никто еще не произнес с первого раза правильно.
     — Бога ради, простите, меня неверно информировали, я немедленно уволю помощницу, допустившую столь грубую ошибку.
     — Отрубите ей голову, — буркнула я и села на полу, сложив потурецки ноги.
     — Вы писательница Арина Виолова? — не успокаивался мужчина.
     — Угу, — пробормотала я, пытаясь встать.
     Правая рука оперлась о кресло, левая нога напряглась, но тут невесть почему ступня заскользила, и я вновь шлепнулась на паркет.
     — Ой, блин, — вырвалось у меня, — больното как.
     Я не хамка, но вполне способна при особых обстоятельствах выразиться не совсем парламентским образом. Впрочем, учитывая поведение некоторых парламентариев, мое предыдущее высказывание неверно, ряд депутатов употребляет такие выражанцы и ведет себя весьма некорректным образом.
     Ладно, не о том речь, тот, кто не впервые встречается со мной, знает, Виола Тараканова очень редко употребляет сленговые выражения. Но что сказать, если второй раз за минуту бьешься лбом о пол?
     — Простите, это вы мне? — удивился «профессор».
     — Нет, случайно вырвалось, — закряхтела я, — сначала с кровати грохнулась, теперь снова свалилась.
     Что вам надо?
     — Разрешите представиться, генеральный продюсер «Шарашкинфильма» Анатолий Голубев. Мы хотим начать производство сериала по вашим книгам.
     У меня потемнело в глазах. Ну Реутов, ай да сукин сын! Мало ему показалось, решил доиграть, позвал еще одного идиота, какогото простака, и, пожалуйста! «Шарашкинфильм»! Он меня за окончательную дуру держит???
     — Сорок серий, — пел тем временем «профессор», — хотим позвать на главные роли…
     — Тома Круза и Джулию Робертс! — завопила я. — На других не согласна.
     — Господи, — икнул киношник, — боюсь, подобное невозможно.
     — Ну и пошел тогда в задницу! — рявкнула я и со всей силы шандарахнула трубку о пол. Вверх взметнулся веер осколков, но я не стала хвататься за веник, а пошла в ванную. Вот вернется Олег, мигом пожалуюсь мужу, пусть он заставит подлого Колю купить нам новый телефон, Реутов должен отвечать за свои шуточки.
     
Глава 2
     
     Просидев в душистой воде около часа, я коекак привела нервы в порядок и отправилась пить кофе. На кухне надрывался телефон, на этот раз мобильный.
     Я покосилась на трубку, потом все же поднесла ее к уху: Реутов не знает номер моего сотового.
     — Слышь, краса ненаглядная, — заявил Федор, — как житьебытье? Царапаем рукопись или предаемся любимой забаве?
     — Что ты имеешь в виду под любимой забавой? — слегка насторожилась я.
     — Ну чем вы, писатели, развлекаться любите, ясное дело, водочкой!
     — Глупости, я совсем не пью.
     — Да ну?
     — Ты же великолепно знаешь, что напитков крепче кефира я не употребляю, с какой стати завел эту странную беседу?
     Федор тяжело вздохнул.
     — Понимаешь, цыпа, звонит мне сейчас Анатолий Голубев, известный продюсер, и говорит: «Мы задумали делать сериал по книгам Виоловой, скажи, Федюнчик, она адекватна?» Ну я и отвечаю: «Бывает всякое, конечно, кто из нас без греха, капризничает иногда, глупости несет, но в принципе вменяема». А он в ответ: «Сейчас попытался ей позвонить, а мадам сначала с кровати упала, потом вроде с кресла, следом потребовала на главные роли Тома Круза и Джулию Робертс. Скажи, она пьет, ширяется или на кокаине сидит?»
     У меня началась икота.
     — Голубка, — сладконежным тоном пропел Федор, — звезда моя негасимая, золотое перо России, поди сунь голову под кран, выпей рассолу, понюхай нашатырь, лизни черный перец, не знаю, что тебе поможет, но изволь ровно в пятнадцать нульнуль стоять в моем кабинете, приедет Голубев для обсуждения ситуации. Целую, киса! Пожуй кофейных зерен, чайной заварки, корень петрушки и прими вид человека, то бишь почти нормальной бабы, и оденься соответственно, на продюсера надо произвести хорошее впечатление, никаких тинейджерских джинсов и придурочных маечек с фотографиями собачек, да еще вынь пластмассовые погремушки из ушей. Мне нужна Писательница с большой буквы. Посмотри в журнале «Все программы» на фото Бустиновой, и поймешь, как сегодня следует выглядеть! Да, имей в виду, вот он, твой шанс, синий зайчик счастья, хватай его за хвост!
     Чего молчишь? Ау, княжна Тараканова, вы потеряли речь?
     — Хочешь сказать, что Голубев настоящий продюсер?
     — Абсолютно взаправдашний.
     — И есть контора с названием «Шарашкинфильм»?
     — Что тебя смущает?
     — Ну.., странно звучит…
     — Нормально. У студии три владельца — Шаров Олег, Ашкенази Борис и Кинычев Алексей, сложили вместе первые слоги своих фамилий и получился «Шарашкинфильм». Согласен, Уолт Дисней или «Коламбия пикчерз» лучше, но туда нас пока не зовут. Так я чего, говорю Голубеву, что госпоже Таракановой не нравится имечко фирмы и она поэтому не желает иметь с ней дело? Странно, конечно, учитывая твою фамилию…
     — Нет! — заорала я, опрокидывая чашку с дымящейся жидкостью.
     — Что «нет»?
     — То есть «да», бегу собираться! Ой, как больно!
     — Кому?
     — Мне.
     — От известия о съемках?
     — Вылила себе на ногу горячий кофе!
     — Зачем?
     — Случайно!
     — Эх, Виола Ленинидовна, — заботливо протянул Федька, — звездулина ты наша, Агата Кристи для сирых и убогих, сколько раз говорено было: не лакай жидкость для мытья окон, не жри галлюциногенные грибочки, не…
     Я не стала дальше слушать начальника пиаротдела, понеслась в гостиную, где около телевизора лежал журнал с фото Татьяны Бустиновой.
     Именитая писательница выглядела роскошно. Объектив фотографа запечатлел даму на пороге некоего пафосного заведения, на дальнем плане маячили колонны. Бустинова была облачена в синий костюм, брюки чуть расклешены снизу, пиджачок скрывает бедра, на ногах роскошные босоножки. На шее литераторши сверкало ожерелье из светлых камней, наверное бриллиантов. Волосы ее явно побывали в руках умелого парикмахера. Безупречный педикюр и маникюр. На правом запястье болталась парочка браслетов, макияж неброский, никаких пурпурных губ, яркорыжих волос, обнаженного бюста и пирсинга в пупке.
     Единственная вольность, допущенная топовым автором, — вторая сережка в правом ухе, но она скорее намек на то, что Татьяна молода не только телом, но и душой. Следовало признать — мне до Бустиновой далеко. Впрочем, не стоит расстраиваться. Главное, понять, чего хотят от Арины Виоловой, и попытаться действовать в указанном направлении.
     Так, у Томочки имеется замечательный костюм, правда, не синий, а зеленый, но ведь не в цвете дело.
     Быстрее ошпаренной кошки я принялась носиться по квартире, распахивая шкафы и стуча ящиками, затем выгребла у Кристины из тумбочки примерно пять кило всяческих косметических штучек, схватилась за фен…
     Спустя час в зеркале отразилась слегка подкрашенная блондинка, одетая в чуть мешковатые брючки и пиджак с отвисающими плечами. На шее у нее болтались бусы из искусственного жемчуга, на запястье сверкал браслет из горного хрусталя, который не так давно подарили в магазине косметики Кристе, как самой любимой клиентке. На ногах босоножки, принадлежащие той же Кристине, мы с Томочкой не слишком любим обувь на высоком каблуке. Чтобы глаза смотрелись так же ярко, как у Бустиновой, я в порыве вдохновения наклеила на веки искусственные ресницы и теперь взирала на мир, словно мышь из еловых ветвей. Одним словом, косметики я не пожалела, и в целом результат моих усилий можно было оценить как положительный, имелось лишь одно «но»…
     Если вы хоть изредка берете глянцевые журналы, то, наверное, видели там материалы, рассказывающие о том, каким образом можно шикарно выглядеть, потратив не слишком много денег. Статьи делаются по одному принципу: публикуется фотография некоей звезды, а рядом сообщается: платье от кутюр — пять, украшения — двадцать, туфли «всего лишь» — одна, сумочка — три. Все цены, естественно, в долларах, да не в сотнях, а в тысячах. На следующем же снимке можно увидеть весьма похожие шмотки и подпись «Это ты можешь»: юбка и блузка — две, ожерелье — триста, туфли — семьсот, сумка — четыреста. Но уже сотни и в рублях. Далее помещены адреса и названия магазинов, где можно приобрести прикид. Так вот Бустинова смотрелась как первый вариант, а я напоминала второй. И еще, очень хотелось прицепить на ухо вторую сережку, но у меня в мочке всего одна дырочка, делать сейчас вторую было явно некогда.
     Решив, что все равно произведу необходимое впечатление на Голубева, я спустилась вниз, села в свои старенькие «Жигули» и чуть не скончалась от жары.
     Хотя чего же я хочу, на дворе первое июля, самое время для тепла.
     Включив сигнал поворота, я медленно стартовала, выехала на проспект и моментально захотела пить, причем так, словно неделю брела пешком по Сахаре.
     Слава богу, сейчас путь пролегал мимо метро, на просторной площади стояло много ларьков. Припарковав «копейку», я пошла к разноцветным будкам и через минуту, добравшись до первой, спохватилась. Забыла запереть «Жигули». Впрочем, кому нужна моя развалюха, даже магнитолы в ней нет, я слушаю радио, и потом я ведь отошла всего на секунду.
     — Что хотите? — вяло спросила продавщица.
     — Бутылочку минералки.
     — Десять рублей.
     — Вот полтинник.
     — Сдачи нет.
     — Но мне хочется пить!
     — И чего? — обозлилась девушка. — Гляди, пустая касса, бери пять бутылок.
     — Мне столько не надо.
     — Купи шоколадку.
     — Спасибо, но я пришла только за водой, ладно, загляну в соседний киоск.
     — Там бытовая химия, — усмехнулась продавщица, — за ней хлеб, нитки, обувь и зонтики.
     Я приуныла, но тут мой взгляд упал на симпатичные шарики из розового стекла.
     — Это что такое?
     — А, ерунда, клипсы, тут же рядом спортзал, а в нем всякие выставки часто проводят, с животными, — невпопад сообщила девчонка.
     Недоумевая, какое отношение серьги имеют к собачьекошачьим шоу, я велела:
     — Покажите.
     — Гляди, — вытряхнула на прилавок украшения торговка.
     Я схватила один шарик, развела в разные стороны лапки, на которых он крепился, и прицепила к уху.
     Мигом стало больно, пришлось внимательно осмотреть вторую клипсу и удивиться, гладкая поверхность замка имела крохотные зубчики, потому мне и стало некомфортно. Мягко говоря, странная идея пришла в голову производителю. Я вытащила зеркальце. А что, ничего!
     — Сколько стоят серьги?
     — Себе, что ли, берешь?
     — Ну да!
     Продавщица кашлянула.
     — Сорок рублей.
     Я кивнула.
     — Отлично, вода и украшения — ровно полтинник, без сдачи.
     Торговка стала хихикать, но я решила не обращать внимания на глупую бабу и, ощущая себя очень похожей на роскошную Бустинову, вернулась к машине.
     Острая боль в ухе стала тупой, а через несколько секунд утихла совсем, лишь иногда мочку вдруг дергала невидимая рука, но это оказалась вполне переживаемая ситуация; главное, что теперь я полностью соответствовала образу, у меня те же украшения, что у Бустиновой.
     Напевая себе под нос, я села в «Жигули», повернула ключ в зажигании и с радостью услышала ровное гудение мотора. Моя машина — инвалид, обремененный кучей несовместимых с жизнью болезней, но по непонятной причине лошадка еще бегает, правда, иногда, в самый неподходящий момент, начинает артачиться. И сейчас, когда я расфуфырилась, нацепила каблуки, сделала прическу и макияж, коняшка просто обязана заглохнуть, но нет, она бойко тарахтит.
     Мысленно перекрестившись, я схватилась за баранку, включила поворотник, выжала сцепление, воткнула первую скорость и стала осторожно отпускать педаль. Всем ведь известно, если проявить в данной ситуации торопливость, ничего хорошего не выйдет!
     — Апчхи! — вдруг послышалось с заднего сиденья.
     От испуга я дернула ногой, автомобильчик резво прыгнул вперед и заглох.
     — Кто здесь? — в полном ужасе воскликнула я и обернулась.
     На заднем сиденье валялось всякое барахло: пара газет, несколько скомканных пакетов, атлас дорог, полупустая бутылка минералки, но, согласитесь, ни один из вышеперечисленных предметов не способен чихать! Может, мне показалось?
     Переведя дух, я снова повернулась лицом к рулю, но не успели руки занять исходную позицию, как изза спины снова послышалось тихое:
     — Апчхи!
     — Немедленно говорите, кто вы? — заорала я. — И где прячетесь?
     — Простите, — прошелестело изпод моего сиденья, — тетенька, не ругайтесь, пожалуйста, и не кричите, а то он меня пристрелит.
     В изумлении я уставилась на педали; полное ощущение, что сейчас со мной разговаривает одна из них.
     — Кто кого убьет? — сорвалось с языка.
     — Гляньте в окошечко, — торопливым шепотом продолжало то ли сцепление, то ли тормоза, — видите дядьку? Ну противный такой.
     Я повернула голову и наткнулась взглядом на вызывающе шикарный, вымытый и отполированный до блеска джип. Возле сверкающей, скорей всего, очень дорогой иномарки маячил мужик в бежевом, небрежно измятом льняном пиджаке и таких же брюках. Красный от гнева, он разговаривал по мобильному.
     Чуть поодаль от барина маялась охрана, втиснутая, несмотря на удушливую июльскую жару, в черные костюмы и белые рубашки со старомодно узкими галстуками.
     — Это Абдулла, — шептала педаль, — мне просто некуда было деваться, тетенька, простите! Дернула дверь, а она открыта, я ничего не брала, я не воровка, пожалуйста, поедемте побыстрей отсюда, иначе всем худо будет, он еще догадается, куда я шмыгнула, и тютю!
     Тряхнув головой, я перегнулась через сиденье и увидела сзади на полу маленькую, растрепанную, хрупкую девочку.
     Большие карие глаза дитяти испуганно моргали.
     — Тетенька, — чуть не плача вымолвила она, — ну, пожалуйста, уезжайте.
     Абсолютно не понимая, что к чему, я повиновалась; было в голосе ребенка нечто, заставляющее подчиниться.
     Проехав пару кварталов, я припарковалась возле супермаркета и велела:
     — Непременно объясни: кто ты, зачем залезла в мою машину и что сделала тому мужику?
     Девочка снова чихнула, вытерла нос не слишком чистым кулаком и грустно ответила:
     — Меня зовут Ольгунчик.
     — Как? — переспросила я.
     — Оля, Ольчик, Ольгунчик, — продолжила незнакомка, — как хотите. Вообщето Ольга Сергеевна Петрова, но мама называла меня Ольгунчиком, папа Ольчиком, а бабуля заинькой.
     Ребенок зашмыгал носом, потом сказал:
     — Можно мне из вашей бутылки воды хлебнуть?
     Вам не жалко будет?
     — Конечно, нет, — улыбнулась я, — только стаканчика нет.
     — Из горлышка попью.
     — Думаю, не стоит.
     — Почему? — заворчала Оленька.
     — Я сама к нему прикладывалась, это негигиенично.
     Ольга тихо засмеялась.
     — Я, тетенька, полгода по помойкам ела, ко мне ни одна зараза не липнет, простите, конечно, очень пить охота.
     Я повнимательней оглядела неожиданную спутницу. Девочка беспризорница? Но для уличного ребенка она слишком чистенькая, волосы вымыты, расчесаны и аккуратно стянуты в два хвостика, платьице выглажено, даже накрахмалено, на ножках белые носочки и сандалии. Взгляд Оли, наивнобесхитростный, не похож на взор оборвыша, цветы улиц смотрят на взрослых поиному, в их глазах явственно мелькают цинизм пополам с отчаянием, да и речь выдает в малышке девочку из хорошей семьи.
     — С какой стати тебе лазить по мусорным бачкам? — не выдержала я.
     Ольчик вздохнула:
     — Тетенька, пожалуйста, спрячьте меня.
     — От кого?
     — От Абдуллы.
     — Это твой папа? — ляпнула я, но сразу спохватилась: девочка же только что представилась: Ольга Сергеевна Петрова!
     — Нет, он меня купил!
     Я удивилась.
     — Что сделал?
     Олечка молитвенно сложила ручонки:
     — Тетенька, у вас дети есть?
     — Ну.., в принципе да, девочка Кристина и мальчик Никита. А почему ты спрашиваешь?
     — Пожалуйста, пожалуйста, выслушайте меня, только не подумайте, что я попрошайка, мне деньги не нужны, вы меня просто увезите подальше отсюда или, допустим, за город. Я вам отплачу, оставьте адрес, приеду, квартиру помою, окна, не смотрите, что малышка, я все могу: и копать, и козу доить. У нас дома козочка была.
     Я украдкой глянула на часы. Нахожусь буквально в двух минутах езды от нового здания «Марко», до пятнадцати еще целый час.
     — Живо рассказывай, что случилось, и я доставлю тебя к родителям.
     Большая прозрачная слеза поползла по детской пухлой щечке.
     — Их нет.
     — Где же твои мама с папой?
     — Умерли.
     — Прости, пожалуйста, — испугалась я, — не знаю подробности твоей жизни, оттого и ляпнула глупость.
     Кстати, меня зовут Виола, но друзья называют просто Вилкой. Так что с тобой произошло?
     Продолжая судорожно сжимать маленькие кулачки, Олечка завела рассказ.
     
Глава 3
     
     Давнымдавно, в начале 80х годов двадцатого века, молодой выпускник Сельскохозяйственной академии Сергей Петров получил направление на работу в Среднюю Азию. Может, кто бы и начал сопротивляться, но Сережа безропотно поехал в незнакомое местечко Киртау 1 и обрел там свое счастье, встретил дочь директора школы Леночку и женился на ней. У пары быстро появились дети — два мальчикапогодка. Сергей работал; жена тоже не сидела сложа руки, преподавала в детском саду музыку. Жили в собственном доме с большим садом, под раскидистой яблоней стоял длинный стол, теплыми вечерами часто заглядывали на огонек соседи, никто из них никогда не вспоминал о своей национальности, жили, простите за банальность, одной большой семьей, вместе справляли свадьбы и сообща рыдали на поминках.
     Но потом положение изменилось, республика, в которой счастливо обитали Петровы, стала отдельным государством, русский язык превратился в иностранный, а граждане России в оккупантов. Прежние соседи трансформировались во врагов.
     Сергей решил не унывать, он за копейки продал дом с садом и вывез семью, так сказать, на историческую родину, в деревню Глазьеве. Олечка не помнила момент переезда, ей тогда было всего два года. Зато очень хорошо детская память запечатлела одну картину.
     Растрепанная, босая мама выволакивает голую, замотанную в одеяло дочь на улицу, ставит на снег и кричит:
     — Олечка, беги скорей к соседям! — а сама кидается в горящую избу, где остались муж и двое сыновей.
     Но войти внутрь дома мама не успела: внезапно обрушилась крыша, сложились, упали стены, вверх взметнулся сноп искр.
     Оля и мама остались в буквальном смысле этого слова голыми — девочка в одеяле, а мама Лена в ночнушке. В пожаре погибли Сергей, оба мальчика. Естественно, сгорели и все вещи, документы, деньги.
     На первое время погорельцев приютила баба Дуня, потом Лене дали комнату в бараке. Коекак женщина устроилась и начала пить. За полгода интеллигентная преподавательница превратилась в опустившуюся алкоголичку. Сначала ее жалели, местные бабы подкармливали Олю, вздыхая:
     — Вот беда, так всякий разум потеряет.
     Но потом жалость сменило раздражение, а следом пришло негодование. В бараке, состоящем из длинного коридора и несметного количества комнат, имелся лишь один душ, естественно, за право пользоваться им шла жестокая битва, на двери ванной комнаты висело расписание с указанием не только часов, но и минут: «Петрова — 10.05 — 10.12». А Леночка, опустившись ниже плинтуса, стала приводить к себе мужиков, те потом лезли в ванную… Начинались крик и драки.
     Перепуганная Оля убегала во двор и часами простаивала на морозе, боясь вернуться домой: пьяная мама, распаленная скандалом, обладала тяжелой рукой.
     Закончилось все просто. Лена схватила сумку, дочь и, сообщив соседям: «Чтоб вы все сдохли, поеду в Москву на заработки», села в электричку.
     До столицы оказалось совсем недалеко, и на привокзальной площади Лена мгновенно нашла себе службу, она прибилась к группе строителей, возводивших коттеджи, и стала мотаться с бригадой по объектам. Парни выкладывали стены, Леночка кашеварила и служила общей любовницей, Оля находилась при матери. Ее тоже приставили к делу. Девочка мыла полы и окна. Естественно, ни в какую школу она не ходила, но хозяева возводимых домов, как на подбор, оказались замечательными людьми. Они жалели малышку, давали ей вещи и игрушки. Одна тетенька научила девочку читать и писать, другая надавала книжек, третья разрешила жить рядом, и, пока строился особняк, Олечка обитала в соседнем старом доме, набитом под завязку разной литературой, целый год девочка лазила по полкам, с восторгом читая все, что попадалось под руку. В результате к двенадцати годам Оля превратилась в весьма образованную барышню, напичканную сведениями о литературе и истории, вот считать она практически не умела, таблицу умножения не знала, но, с другой стороны, к чему лишние навыки, человечество давно придумало калькулятор.
     Для девочки, проводившей время на строительной площадке, не было никаких жизненных тайн. То, чем занимается мама, помимо готовки, Ольга поняла давно. Усекла она и еще одну истину: Леночка проститутка не от голода или нищеты. Стоя около плиты, от истощения умереть трудно; нет, мама просто любит мужчин, и ей все равно, где, когда и с кем. Олечка ее не осуждала, скандалов не закатывала и не пыталась перевоспитать неразумную мамулю. У ребенка образовался совершенно буддистский взгляд на мир: не можешь справиться с обстоятельствами, оставь все как есть. Комуто достался папапрофессор и матьактриса, а ей, Оле, вечно пьяная шалава Лена. И что здесь поделать? Так фишка легла, справедливости и равенства на земле нет.
     Из новых жизненных обстоятельств Ольга сделала два вывода: она никогда не прикоснется к бутылке и не ляжет в постель с парнями. Нет, Олечка выйдет замуж за хорошего человека и заживет счастливо.
     Потом мама умерла, пошла зимним днем в магазин за бутылкой и не вернулась, нашли ее лишь через трое суток в овраге. Алкоголичка высосала «пузырек», села в снег и заснула. Никакого удивления кончина Лены у людей не вызвала.
     Бригада похоронила стряпуху, потом мрачный Петр, бывший у строителей за прораба, недоуменно спросил у девочки:
     — И чего с тобой делать?
     — Не знаю, — испугалась Оля.
     — Документы имеешь?
     — Какие? — не понял подросток.
     — Метрику о рождении.
     — Наверное, у мамы в чемодане лежит, — растерялся ребенок.
     — Там лишь одна рванина, — буркнул Петр, — сколько тебе хоть лет, знаешь?
     — Вроде тринадцать, а может, четырнадцать, — с сомнением ответила Оля, — а что?
     — Вот докука на мою голову, — рявкнул Петр, — не было печали, черти накачали. Ладно, чтонибудь придумаем.
     Спустя месяц на стройку приехала стройная, очень красивая девушка в изящной норковой шубке.
     — Собирайся, — велел Оле повеселевший Петр.
     — Куда? — напряглась та. — Дяденька, не гоните меня, пригожусь вам.
     — Не бойся, дурочка, — слишком ласково ответил бригадир, — это Анна Ивановна, она директор детдома.
     — Ой, — заплакала Оля, — не хочу в приют!
     Девушка нежно обняла девочку.
     — Успокойся, у нас совсем особое заведение, деток мало, ты вообще сейчас одна будешь. Мы подыскиваем ребятам новых маму и папу, добрых, богатых. Ты ведь хочешь игрушек, книжек, конфет?
     — Да, да, да, — закивала Олечка, — еще в школу хочу!
     — Конечно, — заулыбалась Анна Ивановна, — получишь все, поехали.
     И наивная Олечка отправилась с новой знакомой.
     Самое интересное, что Анна Ивановна сдержала все обещания.
     Олю поселили в красивой комнате, одели, обули, причесали, сводили к врачу и оставили наслаждаться непривычным комфортом — А когда я пойду в школу? — заикнулся подросток.
     — Сейчас найдем тебе хорошую семью, — пояснила директор, — и тогда уж новые мама с папой сами тебя пристроят.
     И Олечка успокоилась, новая жизнь нравилась ей чрезвычайно. Анна Ивановна, правда, уходя из квартиры, всегда запирала дверь снаружи, а замок был устроен таким образом, что открыть его изнутри без ключа не представлялось возможным, но Олечке не хотелось убегать. Не было в апартаментах и телевизора с телефоном, однако книжек с игрушками лежали горы, и девочка не скучала, а звонить ей было некому!
     Восхитительная жизнь продолжалась пару месяцев, но однажды ночью Олю разбудил шум. Она встала с кровати, подошла к двери и, осторожно приоткрыв щелку, выглянула в коридор. Перед ее взором предстал мужчина, который нес на руках крепко спящую девочку, впереди шла Анна Ивановна. Процессия прошла в комнату, расположенную у туалета, потом незнакомый дядька и директриса вышли, она тщательно заперла дверь.
     — Завтра вечером вопрос решится, — сказала Анна Ивановна, — Абдулла ее заберет.
     — Она тут болтать не начнет? — хмуро поинтересовался дядя.
     — С кем? — удивилась Анна Ивановна.
     — С той, второй.
     — Вопервых, доза большая, продремлет еще сутки, а вовторых, дверь заперта, — улыбнулась директриса, — ключи я прячу вот сюда, под картину, на виду не лежат.
     — Тогда ладно, — кивнул мужик и пошагал по коридору.
     Оля на цыпочках бросилась к кровати. Не успела она нырнуть под одеяло, как в ее комнату вошла Анна Ивановна и шепотом просвистела:
     — Олюшка, у тебя все в порядке?
     Девочка не ответила, она немедленно сообразила: лучше сделать вид, будто ничего не видишь и не слышишь.
     — Спит, — с удовлетворением констатировала директриса и ушла.
     Утром Олечка побежала умываться, хозяйки в квартире не было. Не успела девочка, напевая, добраться до ванной, как изза соседней с санузлом комнаты раздалось:
     — Эй, ты кто?
     — Оля, — испуганно ответила сирота.
     — Че тут делаешь?
     — Живу.
     — Зачем?
     Подростка не озадачила странность вопроса.
     — Жду новых родителей, — честно ответила она, — мне Анна Ивановна семью подбирает.
     — Слышь, выпусти меня.
     — Ой, боюсь!
     — Открой дверь!
     — Она заперта.
     — Ключ поищи, — велел голос, — живей поворачивайся!
     Оля покосилась на висевшую в коридоре картину: она очень хорошо помнила, куда Анна Ивановна сунула ночью связку ключей.
     — Эй, тебе сколько лет? — донеслось изза двери.
     — Тринадцать, наверное!
     — А мне четырнадцать. Скажи, умереть хочешь?
     — Нет, конечно!
     — Тогда открывай живо!
     Оля выполнила приказ и увидела худенькую девочку, растрепанную и сердитую.
     — Здорово, — сказала незнакомка. — Я Квашня.
     Олечка попятилась.
     — Кто?
     — Фамилия моя такая — Квашня, а зовут Лерой.
     Ясно теперь?
     Оля закивала.
     — Собирайся, — велела Лера.
     — Куда? — снова растерялась Оля.
     — Поедем ко мне в Буркино.
     — Это что такое?
     — Село в Подмосковье, — сообщила Лера. — Эх, дура я была, удрала от бабки, пьет она почерному, вот я и подумала: лучше в столицу подамся, работу найду, ну и вляпалась.
     Фразы вылетали из Леры, словно пули из скорострельного оружия, Оля с трудом уловила смысл речей сверстницы.
     По словам Леры со странной фамилией Квашня, Анна Ивановна никогда не работала директором детского дома, она бандерша, содержащая публичные дома. На «мамашу» пашет большое количество «девушек» разной стоимости, есть и трехрублевые жрицы любви, и пятисотдолларовые «ночные бабочки». В общем, на любой вкус и карман, но особую ценность для бизнеса Анны Ивановны представляют юные невинные девочки, не старше пятнадцати лет. Бандерша добывает их разным путем. Одни, как Лера, убегают из дома, других продают родственники, третьих, как Олечку, заманивают обманом. Заполучив нимфетку, Анна Ивановна селит ее в специально оборудованной квартире, моет, лечит, одевает, обувает ребенка, а потом, приведя несчастную в божеский вид, продает сластолюбивым дяденькам в качестве сексуальной игрушки.
     Пару месяцев мерзавец развлекается с малышкой, а потом избавляется от нее. Судьба девочки никого не волнует, ее либо убивают, либо, видя ее покорность, заставляют работать в притоне.
     — Врешь, — прошептала Оля, — Анна Ивановна не такая!
     — Такая, такая, — закивала Лера, возясь с замком на входной двери, — вот черт! Снаружи заперто! Надо сломать.
     — Ой, не трогай, — испугалась Оля.
     — Дура! — рявкнула Лера и ринулась в ванную.
     Оля, моргая, смотрела вслед новой знакомой, а та притащила пилку для ногтей и, орудуя ею в замочной скважине, пробормотала:
     — Сосед Мишка Песков научил меня с замочками бороться. Он на зоне пять раз срок мотал, любую дверь пилкой открывал. Во! Гляди, свобода! Побежали!
     Оля затрясла головой.
     — Нет!
     — Идиотка!
     — Я тебе не верю!
     — Кретинка! Делаем ноги побыстрому, — настаивала Лера, но Олечка вжалась в стену.
     — Нет, Анна Ивановна пообещала найти мне хороших родителей, я хочу в школу ходить, мне учиться охота.
     Лера с огромной жалостью посмотрела на Олю.
     — Да уж, научат тебя стопроцентно, только вопрос — чему! Ладно, долго уговаривать не стану. Идешь со мной?
     — Неа!
     — Спохватишься потом, да поздно будет, — хмыкнула Лера, — ну, покедова! Коли Анна Ивановна привезет тебя к дядьке, толстому такому, лысому, морда красная, глаза навыкате, а на запястье наколка — синий якорь, сразу попытайся удрапать. Это Абдулла, страшный человек, зверь, он кучу девушек убил и тебя тоже пришьет. Запомни на всякий случай: деревня Буркино, Валерия Квашня, бабку мою Анастасией звать, нас на селе все знают. Надумаешь удрать, рви когти на Курский вокзал — и ко мне!
     Сказав эту фразу, Лера шагнула за порог и исчезла.
     Дверь она предусмотрительно заперла за собой снаружи. Оля осталась в коридоре, голова у нее кружилась, девочка не поверила Лере.
     Ну разве милая Анна Ивановна способна на подлость? В полном смятении Олечка пошла на кухню, увидела открытую дверь в комнату, где сидела Лера, и испугалась. Что она скажет директору, а? Кто выпустил пленницу? Ох, влетит Оле по первое число! Еще откажутся ей родителей подбирать!
     Олечка сначала впала в панику, но потом в голове возник план, девочка схватила с дивана плед, привязала к нему простыню, пододеяльник, скатерть, сдернутую со стола, бросила сооруженную «лестницу» за окно, потом заперла дверь снаружи, осторожно засунула ключи под картину и ушла к себе.
     Анна Ивановна заявилась около десяти вечера и спросила:
     — Как дела?
     — Хорошо, — ответила Оля.
     — Тебя никто не тревожил?
     — Я же одна дома, — прикинулась дурочкой Ольга.
     — В соседней комнате девочка спит, — пояснила Анна Ивановна, — утром я не предупредила тебя, не хотела будить. Очень неприятная особа, лживая такая, она обокрала приемных родителей, вот и пришлось ее забрать. Укол успокаивающий ей сделали: воровка драться стала, когда за ней пришли. Крайне агрессивный, неблагодарный ребенок. Ладно, отдыхай, сейчас я к пакостнице загляну, а чуть поздней мы ее увезем.
     — Куда?
     Анна Ивановна закатила глаза.
     — Приемные родители мерзавке отличные попались, простили ее, назад ждут. Ладно, спи, тыто хорошая девочка.
     Оля забралась под одеяло, ей стало страшно некомфортно. Ведь чуяло сердце, что Лера оговаривает директора, ну зачем она сама помогала противной девочке?
     Пока тяжелые мысли ворочались в голове у Олечки, в коридоре началась суматоха.
     — Так ведь третий этаж, — говорила комуто Анна Ивановна, — как она не испугалась, по простыне и скатерти!
     Оля затряслась словно осиновый листок, но к ней никто не зашел и выяснять отношений не стал, очевидно, у Анны Ивановны не возникло никаких сомнений по поводу того, каким образом Лера ухитрилась выбраться из заточения.
     Сегодня утром директорша дала Оле новое красивое платье и сказала:
     — Ну, кричи «ура», за тобой приехал папа, в гостиной ждет.
     Олечка мигом влезла в обновку, побежала в комнату, распахнула дверь и замерла. В кресле сидел толстый, лысый, красномордый пожилой дядька в бежевом костюме.
     — Знакомься, Олечка, — запела Анна Ивановна, — это твой папа, дядя Абдулла, богатый, добрый, красивый… Иди скорей, поцелуй его.
     Голос директора был сладким, словно ванильная глазурь, но Оля приросла к полу, ей моментально вспомнилось предостережение Леры.
     — А где мама? — вырвалось у девочки.
     — Дома ждет, — засуетилась Анна Ивановна, — пирог печет.
     — Замолчи, — велел Абдулла, — пусть она топает в машину.
     На подламывающихся ногах Олечка спустилась во двор и была посажена в тонированную иномарку, вскоре рядом оказался Абдулла. Он плюхнулся на сиденье и стиснул жирной рукой колено девочки. Оля взвизгнула и попробовала выдернуть ногу из цепкой лапы.
     Абдулла засопел и навалился на ребенка, тут только до Оли дошло, что Лера Квашня говорила правду.
     Потные ладони шарили по телу, пытаясь сорвать платье, Олечка собрала в кулак всю свою волю и, понимая, что от сидящих на переднем сиденье шофера и охранника помощи ждать не приходится, воскликнула:
     — А подарок?
     Абдулла остановился.
     — Чего?
     Олечка захлопала глазами.
     — Мне Анна Ивановна сказала, что добрый папа станет мне подарки дарить. Всегда.
     Абдулла расхохотался.
     — Лады, получишь! Чего хочешь?
     — Куклу, — прошептала Оля, — в пышном платье.
     Абдулла захихикал и велел шоферу:
     — Притормози там, на площади у метро, пойду с дочуркой ляльку покупать! Не обманула Анька, чистый ребенок! Куколку желает!
     Выходя из машины, Оля сама ухватила «папу» за руку и стала изображать из себя детсадовку.
     — Ой, вот кукленыши! Хочу!
     Усмехающийся Абдулла довел «дочурку» до палатки.
     — Ну, какую берем?
     — В розовом.
     — Эту?
     — Нет, левее.
     — Такую?
     — Не! Выше!
     Абдулла выдернул свою ладонь из кулачка Оли, повернулся к продавцу и начал командовать.
     — Сними коробку, шевелись, урод…
     Оля тихонько отошла в сторонку и рванулась к метро. Никогда она не бегала с такой скоростью. «Папа» опешил, но потом схватился за мобильный, девочка же, не знавшая местности, совершила ошибку, она оказалась на парковке и от полного отчаяния принялась дергать ручки оставленных там машин, в голове испуганными птицами бились простые мысли! Надо спрятаться, подождать, пока Абдулла с охранником и шофером уедут, и мчаться к Лере. Курский вокзал, деревня Буркино, Валерия Кваша и бабушка Анастасия.
     Олечка твердила адрес, словно заклинание, и тут, на ее счастье, одни из «Жигулей» открылись.
     
Глава 4
     
     Я слушала рассказ Оли, тихо переполняясь негодованием, а потом, когда девочка замолчала, стала задавать ей вопросы.
     — Ты совсем без родственников?
     — Да.
     — И документов никаких?
     — Ага.
     — Жить негде?
     — Угу.
     — Деньги есть?
     — Нет.
     — Как же ты собралась билет на электричку покупать? И в метро бесплатно не пустят!
     Оля пожала тонкими плечиками.
     — Ну.., пройду зайцем. Через турникет перескочу.
     Вы меня только до подземки подкиньте.
     Я покачала головой.
     — Нет.
     — Ой, почему? — испугалась Оля, но потом быстро сказала:
     — Только не подумайте, что я неблагодарная, спасибо огромное, сама до вокзала дойду. До свидания. Как отсюда выйти, ручки нет.
     — Она отломалась, — пояснила я, — вернее, от старости отвалилась. Вот что, детка, у меня есть небольшое дело в издательстве «Марко», оно расположено неподалеку, надо поговорить с продюсером, который станет снимать мой сериал, а потом…
     — Вы артистка! — восторженно перебила меня Олечка.
     — Нет, писательница.
     — Ах! Правда?
     Я кивнула.
     — Никогда не видела живьем тетеньку, которая пишет книги, — пролепетала девочка.
     Восторг и удивление ребенка были настолько велики, что я ощутила себя по крайней мере Агатой Кристи.
     — Там на сиденье лежит книга, видишь?
     — Ага, «Гнездо бегемота».
     — Это я написала!
     — Bay! Какая толстая! И пахнет здорово, — принялась нахваливать издание Олечка, — вы круче всех смотритесь.
     Девочка явно хотела мне польстить, а детективщицу Виолову раздирало желание похвастаться хоть перед кемнибудь известием о сериале.
     — И вот теперь они начнут снимать кино, — сказала я, — поэтому я и тороплюсь в «Марко», но потом буду абсолютно свободна, мы поедем ко мне домой и подумаем, каким образом нужно поступить, чтобы решить все твои проблемы.
     — Ой! Нет, нет!
     — Почему?
     — Ваши дети будут против, станут ругаться, закричат: «Зачем сюда побродяжку привела!»
     — Ну, вопервых, Никита совсем маленький, он еще разговаривать не умеет, а Кристина хорошая девочка, ей такие гадкие слова на ум не придут. К тому же и ребята, и Тамара сейчас на даче.
     — Это кто?
     — Томочка? Ну как бы тебе попроще объяснить?
     Моя сестра, правда, не родная по крови, но это уже не так важно. Кристина с Никитой на самом деле ее дети, но я их считаю своими. Послушай, в нашей семье ты разберешься потом, мой муж, Олег…
     Тут я примолкла. Вообще говоря, хотела сказать, что Куприн сотрудник МВД и что он обязательно поможет Оле восстановить документы. Еще супруг придет в полное негодование, услышав про Анну Ивановну с Абдуллой, кроме того, девочкеподростку негоже одной бродить по шумному, полному опасностей городу, не имея в кармане ни копейки. Но потом я подумала внезапно, что слово «милиционер» может напугать находящегося в стрессе ребенка, и сказала:
     — Муж влиятельный человек, с обширными связями. Думаю, он сумеет сделать тебе паспорт или другие необходимые бумаги. Во всяком случае, тебе сейчас не надо никуда ехать зайцем, маловероятно, что бабушка Леры обрадуется невесть откуда свалившейся на голову незнакомой девочке. Думаю, сильно пьющей старухе не захочется тебя кормить, понимаешь?
     — Что же мне делать? — прошептала Олечка. — Куда идти?
     — Не волнуйся, пока останешься у нас, а там посмотрим. Кстати, сейчас я живу в большой квартире одна, муж укатил на две недели во Владивосток по… э.., делам бизнеса, а Томочка с детьми на даче, ее супруг Семен прямо со службы рулит в поселок, в городские хоромы он не заглядывает. Осмотришься, обживешься, купим тебе одежду, прости, конечно, но в этом платьице и беленьких носочках ты смахиваешь на детсадовку!
     Говоря последнюю фразу, я хотела насмешить Олечку, думала, та улыбнется, но подросток опять зашмыгал носом.
     — Анна Ивановна меня так одела, чтобы я Абдулле еще больше понравилась!
     — Забудь мерзкую бабу и отвратительного педофила! Теперь, надеюсь, твоя жизнь пойдет подругому, — воскликнула я и покатила к издательству.
     Войдя в просторный холл «Марко», я приблизилась к бюро пропусков и сказала:
     — Я автор и иду в пиаротдел.
     — Паспорт, — вежливо, но твердо донеслось из окошка.
     Я протянула бордовую книжечку.
     — Со мной девочка, пожалуйста, пропустите ее без документов, ей всего четырнадцать лет.
     — Нет проблем, — улыбнулась дежурная и протянула мне зеленый прямоугольник.
     Я повернулась к Оле:
     — Хочешь есть?
     — Ага, — прошептала та, — очень! И пить тоже.
     — Смотри, налево столовая, здесь вполне прилично кормят, купи себе побольше еды, а потом поднимайся на пятый этаж, садись в холле, у телевизора, и жди меня. Не хочешь смотреть передачи, почитай, там на столике всегда лежат книги. Подождешь с часок, и поедем домой. Вот, держи деньги на обед.
     — Ой, зачем так много? — воскликнула Олечка.
     — В самый раз, салат, первое, второе, булочка, сок, потом чай или кофе, не знаю, что ты больше любишь.
     Обедай как следует, домашние все разъехались, у меня в холодильнике пусто.
     Ольга начала перебирать край рукава.
     — Хорошо.
     — Ну и славно, — улыбнулась я, — значит, встречаемся в холле, только сколько времени я проведу в пиаротделе, не знаю, поэтому терпеливо жди.
     — Да, да, да, — закивала девочка, — я даже не пошевелюсь.
     — Ну это уж слишком, — решила я приободрить бедного ребенка. — Ладно, ступай скорей кушать, могу порекомендовать ватрушки, они здесь замечательные.
     Олечка подпрыгнула и ринулась к стеклянным дверям.
     — Стой, — велела я.
     Девочка покорно замерла, потом с опаской обернулась.
     — Чего?
     — А руки помыть? Туалет слева.
     Услышь Кристина от меня подобное замечание, она бы моментально воскликнула:
     — Сама знаю! И потом, лапы чистые, я ничего ими не трогала.
     Впрочем, Кристя могла выдать и фразу типа:
     — Ну чего привязалась! Я не маленькая уже, вечно глупые замечания делаешь!
     Олечка же потупилась и промямлила:
     — Ой, совсем забыла! Вы не подумайте, я вовсе не грязнуля, просто очень кушать хочется.
     Выпалив эту фразу, она повернулась к туалетной комнате, я вздохнула и пошла к лифту. Сколько таких милых, приятных детей волею злой судьбы оказалось на улице? Впрочем, не следует думать, что все беспризорники несчастные детки, этакие ангелы во плоти, и далеко не каждый побродяжка происходит из неблагополучной семьи. У одной из коллег Куприна, Розы Вергасовой, есть дочь Лиза. В детстве ее мама и папа целыми днями пропадали на работе, но дочурка не оставалась без присмотра, из школы ее приводила старенькая бабушка. Лизочку пытались приохотить к спорту, отдали сначала на гимнастику, потом в бассейн, следом в фигурное катание. Но из всех секций ленивую ученицу выгнали, потом мама решила отвести дочку в художественную студию, но и там Лиза заниматься не стала. Родители не ругали отпрыска, они полагали, что у каждого человека, пусть даже и совсем маленького, имеются свои желания, поэтому просто показывали Лизочке, чем можно занять свободное время: хореография, пение, игра на гитаре… В шкафу у Лизы висело много хорошей одежды, на полках лежали игрушки, и читала девочка отличные книги, понимающие родители никогда не отнимали у нее конфеты, жвачки и косметику, привечали всех друзей и не требовали сплошных пятерок. Не надо думать, что Лизавету безоглядно баловали, нет, ее папа и мама разумно сочетали строгость и ласку, никогда не запирали на ключ выпивку, сигареты, не рылись у доченьки в столе и не изучали содержимое ее карманов. И каков результат? Первый раз Лизавета удрала из дома в тринадцать лет, села на электричку и укатила невесть куда. Мама поставила на уши всю милицию и обнаружила дочь в компании бомжей.
     С тех пор жизнь Вергасовых превратилась в ад, Лиза убегала — родители ее ловили. Через десять лет терпение их иссякло, они постарались вычеркнуть из памяти непутевую дочь, последнее известие от Лизаветы пришло три года назад, она появилась на пороге родной квартиры, одетая в грязную куртку, и, сунув матери покрытого болячками младенца, прохрипела:
     — Зовут Костей, забирайте и делайте с ним, что хотите, надоел мне до смерти, вечно орет. Ну, чего уставилась? Это твой внук, не нравится, я его выкину.
     Спрашивается: следует ли жалеть подобную нищенку? Кто виноват, что теперь Лизавета живет в мусорном бачке? У нее имелось все для нормальной жизни, но каждый человек делает свой выбор сам.
     А вот Олечке просто ужасно не повезло.
     Размышляя о беспризорных детях, я поднялась на нужный этаж и вошла в комнату Федора.
     — Звезда моя, — встал изза стола пиарщик, — чай, кофе или потанцуем, пока работники телекамеры не явились на встречу? Ты любишь танго или вальс? Впрочем, извините, столь молодая особа, наверное, предпочитает брейкданс. Садись, звезда моя, в ногах правды нет.
     Я опустилась в одно из глубоких, мягких кожаных кресел. Кабинет Федора четко делится на две зоны.
     Справа от входа стоит рабочий стол и два достаточно неудобных, жестких, покрытых грубой материей красных стула. Слева расположена «группа отдыха»: мягкая мебель и журнальный столик, на котором красуется вазочка с конфетами. В «Марко» сухой закон, рядовой сотрудник, пойманный с бутылочкой пива, мигом окажется на улице без выходного пособия, но кабинет Федора имеет особый статус, здесь гостю нальют рюмашку, и в зависимости от того, какую бутылочку ушлый пиарщик вытащит из бара, вы легко сделаете вывод о своем статусе в «Марко». Вообще Федор — это индикатор, демонстрирующий значимость того или иного литератора.
     Начнем с того, что с основной массой авторов наш Феденька не здоровается, просто проходит мимо, даже не задержав взгляд на человеке. Если кивнет, прыгайте от радости, руководство «Марко» на ежедневном совещании заметило — книга N продается удачно.
     Если Федя начинает трясти писателю руку, улыбаться и говорить: «Шикарно выглядишь», — это означает лишь одно, произведение прозаика попало в рейтинг, журнал «Книга и деньги» включил его в десятку лучших.
     И уж совсем классно, если Федор зазывает автора в свой кабинет, усаживает у стола и восклицает: «Звезда моя, нам следует пообщаться!»
     Вот тут можно ликовать понастоящему: «Марко» надумало провести вашу рекламную кампанию, издательские работники готовы потратить некую сумму на выпуск плакатов, закладок, календарей и приглашение журналистов.
     Ну а если Феденька усаживает вас в кресло, да еще вынимает бутылку, значит, вы и впрямь звезда и теперь можете позволить себе некие маленькие капризы, типа заявления: «На передачу о жизни аллигаторов Кении я не пойду, устала от внимания прессы».
     Впрочем, чтобы окончательно уяснить свое место в «Марко», надо еще ориентироваться в «бутылочном рейтинге». Тут имеются свои тонкости. Коньяк в шкафу стоит разный: от пакостного пойла, произведенного в подвале на малой Лоховской улице, до элитного напитка, доставленного прямо из Франции. Впрочем, есть на полках и водка, и шампанское, и виски, и вино; глянув на этикетки, вы сразу поймете, что к чему.
     Меня, кстати, до сих пор не усаживали в кресло, госпожу Виолову держали у стола, на жестком стуле.
     В принципе у «Марко» нет ко мне никаких претензий, кроме одной: мало пишу и не вовремя сдаю рукописи.
     Но сейчас пиарщик подчеркнуто заботливо умостил меня на кожаной подушке, потом распахнул дверцы бара и воскликнул:
     — Звезда моя, как насчет шампусика?
     — Спасибо, у меня от него голова болит, — честно ответила я.
     — Коньяковского?
     — Нет, нет.
     — Водярского? Или винца? Имею совершенно замечательное, из Италии.
     Огромным усилием воли я попыталась погасить счастливоглупую улыбку. Федор не предложил мне молдавское, болгарское или чилийское пойло. Госпоже Таракановой хотят налить нектара, прибывшего с Апеннинского полуострова. Следовательно, мой рейтинг взлетел выше некуда. Правда, в шкафу еще имеются эксклюзивные вина из Франции, но их, думаю, открывают лишь для Бустиновой или Смоляковой.
     — Спасибо, — тоном герцогини ответила я, — очень мило, но вынуждена отказаться, поскольку нахожусь за рулем. Вот минеральной водички хлебну.
     Федор крякнул, покосился на свой стол, где стояла нераспечатанная пластиковая бутылка с этикеткой «Речная», и, добыв из недр бара стеклянную емкость, украшенную бумажкой «Naturwasser», ловко свернул пробку.
     — Дешевая ты девушка, — вздохнул он, — имей в виду, подобных не ценят. Мужики любят тех, в кого много вложили: если за все по полной программе заплачено, то другому отдавать ее жаль. Значитца, так!
     Курс молодого бойца. Сейчас сюда заявится Анатолий Голубев, жуткий сукин сын! Отвратительная морда, жадный кабан! Твое дело молчать и кивать. Никаких разговоров о деньгах, это без Арины Виоловой обговорят. Помни, ты звезда, поэтому находишься выше земных реалий. Всякой ерундой, типа денег, то бишь гонорарами, занимаемся мы, мелкие, серые издательские мышки. Великую писательницу не волнуют презренные бумажки, она погружена в творчество. Компранэ 2, киса?
     — Ага, — кивнула я, — понятно, но у меня иногда бывают всякие незвездные желания, вроде покупки одежды, обуви и вкусных продуктов, и вот в этот момент, когда пафосная личность мается у прилавка, ей очень хочется презренного металла, причем побольше.
     — Лавэ получишь, — дернул шеей Федор, — но учти, чем дольше не будешь вмешиваться в процесс переговоров, тем больше бумажек попадет в твой кошелек. Сиди молча, улыбайся, кивай изредка, произнося фразу: «Все вопросы к издателям».
     — Зачем меня тогда позвали?
     — Ну ты даешь! Нельзя без автора! Имей в виду. Голубев мерзопакостный павиан, беспринципная сволочь, отвратительный.., о.., боже! Рад безумно, великолепно выглядишь! Господи, как ты похудел! Это специально?
     Я обернулась и постаралась не захихикать. В кабинет бойко вкатился бильярдный шар, засунутый в светлый, выпендрежнодорогой костюм. Сходство с аксессуаром для настольной игры придавали Голубеву не только рост и объем — мне даже сначала показалось, что оба эти размера, если применить сантиметр, будут одинаковы, — но и совершенно лысая, блестящая голова.
     — Раздельное питание, Феденька, — пропыхтело чудовище с портфелем, — жиры, белки и углеводы хаваются по отдельности, и, главное, никакой выпечки.
     Поэтому не предлагай мне ханки, плесни водички, как своей очаровательной дочке.
     Федор заморгал, потом с совершенно искренним изумлением воскликнул:
     — Ты кого имеешь в виду?
     Анатолий улыбнулся, толстые щеки взметнулись и подперли нижние веки, глаза продюсера утонули под бровями.
     — На диване сидит прелестная девчушка, думаю, она твоя дочка.
     Не скрою, мне было очень приятно услышать заявление Голубева, кстати, я еще не справила сорокалетие и считаю себя вполне молодой особой, но вот за школьницу меня давно не принимали.
     — Это Арина Виолова, — хмыкнул Федор, — наш автор.
     Анатолий замер, потом заломил руки.
     — Господи! Такая юная и красивая! Каким образом вы ухитряетесь писать книги лучше Достоевского? Откуда черпаете опыт, где берете сюжеты? Честно говоря, я считал госпожу Виолову умудренной жизнью пожилой дамой не слишком приглядной внешности.
     А вы выглядите словно «Мисс Вселенная», но в отличие от топмодели еще и обладаете умом.
     Я потупила взор. Конечно, Голубев сейчас произносит льстивые речи, но ведь в них есть и зерно правды. Мои книги замечательны, вот, например, «Гнездо бегемота» или вышедшая в конце прошлого месяца повесть «Сафари на таракана», мне самой понравилась. Что же касается внешности…
     Внезапно я ощутила пинок, Федор, делая вид, что вынимает бутылки из шкафа, толкнул меня и тихонько погрозил кулаком.
     Голубев тем временем сел за стол и вытащил бумаги.
     — Приступим, — другим тоном заявил он, — читайте!
     
Глава 5
     
     Не стану вам пересказывать содержание беседы, сама не поняла больше половины слов, которыми жонглировали не обращавшие на меня внимания мужчины. Сначала я попыталась вникнуть в суть, но потом бросила бесполезное занятие. Изредка Федор основательно пинал меня под столом, и тогда изо рта Арины Виоловой вылетала фраза:
     — Все вопросы к издателям.
     В конце концов и продюсер, и пиарщик притомились. Федор начал вытирать лоб платком, а Голубев, забыв про раздельное питание, лихо влил в себя почти стакан коньяка и принялся заедать алкоголь шоколадными конфетами.
     — Арина, звезда наша, — с несказанной ласковостью пропел пиарщик, — поставь здесь свою подпись.
     — Где? — прищурилась я.
     Изза наклеенных ресниц угол зрения значительно сузился, но ради красоты можно и потерпеть некие неудобства.
     — Вот тут, внизу.
     — Слева?
     — Нет, где галочка.
     — Около пункта "В"?
     — Смотри правее, — слишком нежно процедил Федор, и мне стало понятно, что охотнее всего пиарщик сейчас бы треснул свою звезду по затылку.
     — В углу.
     — Над закорючкой?
     — Повнимательней можно? — не сдержался Федор.
     Не желая окончательно злить высокое начальство, я машинально потерла кулаком правый глаз и в ту же секунду вспомнила, что сегодня наложила на себя макияж, так сказать, по полной программе, отдернула от лица руку, но поздно! Одна из фальшивых ресниц шлепнулась прямо на документ.
     Я быстро дунула, но черная полосочка, украшенная мелкими, сильно загнутыми волосинками, приклеилась насмерть. По счастью, Федор и Анатолий не заметили казуса, они вели довольно мирную беседу о своих новых машинах.
     Острым пером врученного мне стило я попыталась отковырять ресничину, но плохо державшийся на веке прибамбас просто приварился к договору.
     Покосившись на мужчин, я поскребла бумагу ногтем. Никакого эффекта. Пришлось снова тыкать в договор ручкой, в какойто момент из недр самописки выплеснулась большая жирная капля черного цвета.
     Федор и Голубев, не замечая моих действий, беседовали о цилиндрах, дисках и магнитолах, а любая женщина знает, коли в разговоре начинают проскальзывать слова «буфер», «колонки», «сидичейнджер», значит, мужская часть компании находится почти в наркотическом опьянении, в такой момент они ничего не видят вокруг.
     Сочтя момент подходящим, я быстро слизнула каплю и одновременно попыталась зубами отгрызть фальшивую ресницу. На этот раз я выполнила задуманное с блеском, вместо кляксы на договоре остался лишь мокрый след, но вот там, где секунду назад щетинились искусственные ресницы, возникла дыра.
     Я заморгала. Как прикажете поступить теперь? Глаза заметались по столу, и, о радость, я увидела бумажный скотч.
     Оторвать небольшой кусочек от мотка оказалось плевым делом, наклеивание его на дыру заняло максимум две секунды, поставить подпись и того меньше.
     Федор и Голубев теперь схлестнулись на почве руля.
     Спортивный или обычный? Поверьте, это настолько глобальная проблема, что про мелочь по имени Арина Виолова они начисто забыли.
     Я оглядела результаты своего труда и вновь осталась недовольна. Дырка, правда, исчезла, клякса вместе с ресницей благополучно испарились, но все равно понятно, что на договоре имеется заплатка! И тут на меня снизошло подлинное вдохновение. Главное ведь никогда не отчаиваться, выход найдется из любого положения.
     Стило запорхало по документу, и очень скоро мой автограф оказался в рамочке из цветочков. Вот теперь просто на славу.
     — Ну, готово? — вынырнул из беседы Федор.
     — Да.
     Не глядя на договор, пиарщик передал его Голубеву, тот вздернул брови.
     — Это ваша подпись?
     — Естественно, — фыркнула я, — собственноручная, а почему вы удивляетесь? Я всегда рисую овал из незабудок, он делает росчерк неповторимым.
     Пиарщик и продюсер уставились на меня, в их глазах заметалось странное выражение, некая смесь удивления и легкого испуга.
     — Чтото не так? — насторожилась я.
     — Э.., все просто супер, — кашлянул продюсер, — нам нужно будет еще раз встретиться, довольно скоро, обсудить детали сценария.
     — Вы, Виола Ленинидовна, можете ехать по делам, — протянул Федор, — понимаю занятость звездного человека, не смею вас более задерживать. Разрешите проводить.
     Схватив меня цепкой рукой, пиарщик допинал «звезду» до коридора и с чувством заявил:
     — Офигеть можно! Вали отсюда, жди звонка от Голубева. Скончаться можно, я велел же без дури! Знаешь, о чем сейчас спросит Анатолий, когда я вернусь в кабинет? «У твоей Виоловой все дома? Она случайно не из психушки удрапала?»
     — Совершенно не понимаю суть претензий, — с достоинством возразила я, — я одета, как Бустинова, даже вторую серьгу в ухо воткнула, никаких джинсов и маечек, элегантный костюм.
     — Если на пугало нацепить бальное платье, оно не станет принцессой, — прошипел Федор, — звезда моя, сходи в туалет, глянь на свою морду!
     Я покорно побрела в указанном направлении, походя отметив, что Олечка спокойно сидит в холле в кресле, лицо девочки скрывала огромная книга, которую сиротка держала в руках. Были видны лишь оборки белого платья и две тоненькие ножки в белых носочках и парусиновых туфельках. Отчегото мой взор зацепился за обувь Олечки, но я решила пока не отвлекать девочку, а все же глянуть в зеркало.
     В туалете оказалось пусто, большое посеребренное стекло было полностью в распоряжении госпожи Таракановой. Я подошла к рукомойнику, изо рта вырвался вскрик:
     — Ой!
     Вокруг моего рта темнели синие пятна, они же украшали подбородок и щеки, в качестве особо пикантной детали на нижней губе висела фальшивая ресница.
     Я попыталась ликвидировать безобразие, но очень скоро поняла: качественные чернила намертво въелись в кожу, просто водой их не смыть, требуется применить всякие средства: скраб, гель, но здесь их нет.
     Единственное, что мне удалось, это оторвать налипшую на губу «красотищу», и теперь ранку щипало. Решив, что в моей жизни были и более неприятные ситуации, чем леопардовая расцветка личика, я вытащила тональный крем и спустя несколько минут сочла свой внешний вид вполне приемлемым.
     Особо не расстраиваясь, я вышла в холл, приблизилась к девочке, увлеченной книгой, и велела:
     — Поехали.
     Подросток не пошевелился.
     — Оля, вставай.
     Толстый том опустился на коленки, прикрытые белым платьицем, показалось смуглое личико, маленькие раскосые карие глаза и иссинячерные, гладкие, словно вороново крыло, волосы.
     — Я не Оля, — вежливо ответила девочка, — меня зовут Яной, я жду маму, она в бухгалтерию пошла.
     В ту же секунду я поняла, отчего зацепилась глазом за парусиновые туфли: на Оле ведь были сандалии.
     — А где Оля?
     — Не знаю.
     — Тут должна сидеть девочка, тоже в белом платье.
     — Здесь только я.
     В легком недоумении я пошла к лифту, вполне вероятно, что Оля не поняла, о каком холле идет речь, и сейчас тоскует внизу около охраны, там тоже стоят кресла.
     Но на первом этаже оказалось пусто.
     — Простите, — обратилась я к секьюрити, высокому парню в черном костюме, — со мной приходила девочка, я отправила ее в столовую, а теперь потеряла.
     Нельзя ли по громкой связи попросить ее спуститься вниз?
     Охранник кашлянул.
     — Такая светленькая, в белом платье?
     — Верно.
     — Она на улицу побежала.
     — Зачем? — изумилась я.
     Парень пожал плечами.
     — Вышла из столовой и спросила: «Где у вас курят?»
     — Курят? Девочка хотела подымить сигаретой??
     Секьюрити осторожно пригладил волосы.
     — Ну, родители, ясное дело, все последними узнают. Сейчас дети огого какие, в десять лет уже меня койчему научить могут. Я красавице ответил: «В издательстве безникотиновая зона, ступай во двор». Она и учапала, небось там на лавочке сидит, назад не входила! Погода хорошая, дождика нет.
     На площадке рядом с большой клумбой и впрямь стояли две скамеечки, но Оли на них не нашлось. Я зачемто обошла лавочки.
     — Ищете чего? — дружелюбно поинтересовался парковщик, стоявший у опущенного шлагбаума. — Никак кошелек потеряли?
     — Случается такое, — протянула я, — но сегодня не в портмоне дело. Девочку посеяла, наверное, она все же в издательстве.
     — Сама светленькая, а платьице беленькое?
     — Верно, видели ее?
     Парковщик хмыкнул.
     — Кто она вам, дочь?
     — Просто знакомая, а почему вы спрашиваете?
     Юноша поправил лямки форменного комбинезона.
     — Стою тут с полудня, прямо офигел уже, да еще курево кончилось, а отойти нельзя. Маялся, маялся, гляжу, ребенок вышел, сел на лавочку и закурил. Наверное, нужно было сигарету отнять да сказать, что маленьким смолить вредно, только вдруг ей родители разрешают? В общем, попросил у девочки: «Дай закурить».
     В ответ парковщик услышал короткую фразу:
     — У самой последняя.
     Юноша потерял к девочке всякий интерес, тем более что в этот момент к зданию издательства подлетел тонированный джип и замер. Из иномарки выбрался мужик и пошел ко входу.
     — Она на лавке! — крикнул ктото из иномарки, и тут начался настоящий цирк.
     Дядька вздрогнул, повернул голову и шагнул туда, где курила малолетка. Девчонка вскочила на ноги и рванула в сторону большого забора, окружавшего двор находившейся по соседству с «Марко» школы.
     — Эй, суки, шевелитесь! — завизжал, похоже, неспособный не то что бегать, а даже ходить быстрым шагом дядька. — Ловите падлу!
     На тротуар выскочили двое мужчин, шофер и охранник, легко, словно гепарды, они кинулись за удирающей девочкой, расстояние между преследователями и жертвой живо сокращалось, и тут белое платьице шмыгнуло в дырку. Накачанные парни замерли в легкой растерянности.
     — Чего встали, уроды! — затопал короткими, жирными ногами хозяин.
     — Так забор, — ответил шофер.
     — Живо перелезайте!
     — Дык не получится, — заскулил водитель, — сплошной бетонный блок, зацепиться не за что, тут человекомпауком надо быть.
     — Кретины, ..! — принялся материться хозяин. — В дырку ныряйте, за девкой!
     — Нам туда не пролезть, — хором ответила бравая парочка, — слишком узко.
     Речь, полившуюся из уст хозяина джипа, парковщик решил не слушать до конца, он предпочел шмыгнуть в будку, стоявшую около шлагбаума, потому что хорошо запомнил народную мудрость: баре дерутся, а у крепостных чубы трещат. И вообще, его хата с краю.
     Побесновавшись некоторое время и отсыпав нерасторопной, разожравшейся обслуге зуботычин, мужчина пару раз лягнул колеса джипа, а потом сел в салон и укатил.
     Не слушая дальше парковщика, я кинулась к глухой изгороди и легко проскочила в проем, через который не сумели протиснуться бодигарды Абдуллы. Перед глазами распростерся абсолютно пустой школьный двор, слева виднелась распахнутая настежь калитка, возле нее на табуретке дремал дедушка, одетый в форму, отдаленно напоминающую мундир эсэсовца: черные брюки с рубашкой и белая нашивка на груди.
     Только у гитлеровцев из особых дивизий, насколько мне известно, красовался череп, а у старичка было изображение какойто птички, больше всего напоминавшей ожиревшую курицу.
     — Девочку не видели? — закричала я, подлетая к божьему одуванчику. — Худенькую, беленькую, в носочках.
     Призванный служить грозной охраной, дедуська вздрогнул, открыл глаза, откашлялся и заявил:
     — Уроки закончились, если в кружок мягкой игрушки идешь, то с бокового входа.
     Я воззрилась на старика; интересно, чью голову осенила счастливая идея посадить у входа елееле живое существо, засыпающее от отсутствия энергетики?
     Пришлось повторить вопрос. С энтузиазмом старой черепахи охранник чихнул и, промямлив; «Тут много таких, в носочках», — мирно отбыл в страну Морфея.
     Я вышла через калитку на улицу, полюбовалась на прохожих, несущихся в разные стороны по проспекту, посмотрела вслед лентам машин и побрела назад к «Жигулям».
     Оставалось удивляться, каким образом Абдулла ухитрился вычислить, в какой автомобиль занырнула испуганная девочка и куда покатила тачка.
     Устроившись за рулем, я завела мотор, потом выключила его и посидела несколько мгновений без движения. Перед глазами возникла худенькая, маленькая фигурка в нелепом платьице, а в ушах послышался безнадежно усталый голосок:
     "Денег у меня нет, но до Буркина и зайцем доехать можно, Лера, наверное, пустит к себе, я ж ей помогла спастись! "
     Руки снова вцепились в руль, надо срочно ехать на Курский вокзал, Олечка может попасть в новую неприятность. Несмотря на то, что девочка, дочь сильно пьющей и гулящей матери, приучена сама о себе заботиться, она не имеет опыта проживания в большом городе, и потом, за ребенком охотится Абдулла. Надеюсь, мне удастся перехватить Олю у дверей электрички.
     Вдавив педаль в пол, я понеслась по проспекту. Те, кто хорошо знаком со мной, знают: детство Вилки было не самым счастливым. Меня воспитывала крепко закладывающая за воротник мачеха Раиса. Хотя глагол «воспитывала» в данном случае мало подходит. Я отлично знаю, что такое сидеть в студеном подъезде на подоконнике, поджидая, пока «мамаша» наконец забудется пьяным сном. Еще крохотная Виола мастерски умела воровать в булочной сайки, а с трех лет жестоко дралась с мальчишками. В очень юном возрасте ко мне пришло понимание: я сирота, и если у других детей имеются мамы, папы, бабушки, дедушки, старшие братьясестры, то у меня нет никого. Оставалось лишь сделать выбор: что делать? Принимать удары, сгибаться под пинками судьбы, превратиться в обозленную парию или давать сдачи, не боясь синяков, шишек и кровоподтеков, дурной славы хулиганки.
     Я пошла по второму пути и, когда оказалась в седьмом классе, «приобрела авторитет», даже совсем взрослые мужики в нашей пятиэтажке знали: Вилку лучше не трогать, она без тормозов. Вот Колька Жигунов из двенадцатой квартиры ущипнул меня за попу, и что вышло? Сначала сиротинушка шандарахнула его по башке мусорным ведром, которое несла на помойку, потом схватила железный лом, коим дворник скалывал во дворе лед, и, выставив его, словно пику, заорала:
     — Только подойди еще раз, руки поотшибаю!
     Испугавшийся не на шутку Николай рванул от разъяренной малолетки, но удача в тот день была явно не на его стороне. Не успев сделать два шага, мужик поскользнулся и шлепнулся. Я подлетела к обидчику, высыпала на него объедки, а затем с силой воткнула лом в распахнувшееся пальто соседа, пригвоздив одежду к асфальту.
     После того дня ко мне более не приставали. Кстати, повзрослев, я долго боролась с припадками необузданного гнева. Впрочем, у меня до сих пор иногда темнеет в глазах, если слышу оскорбления. Тут главное попытаться остановить себя, потому что если я иду вразнос, то способна проломить кирпичные стены.
     Непонятно, отчего у меня, хрупкой, слабой женщины, в момент гнева просыпается чудовищная силища.
     Но, несмотря на сиротство, я имела дом, собственную кровать, тумбочку, где лежали игрушки, а Раиса в трезвые моменты была ласкова. Она покупала падчерице халву и карамельки, баловала колбасой, даже дарила изредка кукол. Самое же главное — это наличие Томочки, замечательной подруги, ставшей мне сестрой. Я великолепно знала, что могу слезть с подоконника и побежать домой к Тамарочке. А вот Оля совершенно одинока, во всем мире у нее нет близкого человека. Мама умерла, добрый дядя Петя отдал ее бандерше, ласковая Анна Ивановна продала Абдулле, а уж тот, натешившись с ребенком, наверняка велит пристрелить его. Смерть беспризорной Олечки никого не обеспокоит, некому будет вспоминать о бродяжке, она исчезнет, словно пыль с комода. Впрочем, сравнение неверно, мебель станут протирать, ворча с негодованием: «Опять запылилась».
     Пыль вызовет хоть какиенибудь эмоции, раздражение, злость, а кончина Ольги пройдет незаметно, так умирает бродячий щенок, ни разу в своей короткой жизни не поевший досыта.
     Внезапно у меня защипало в носу, нога посильнее нажала на газ; ничего, Ольга, я непременно отыщу тебя и постараюсь исполнить роль доброй феи. Олег сделает тебе документы, устроим девочку сначала в санаторий, потом в школу, главное сейчас обнаружить Оленьку.
     
* * *
     
     Если вы пытались когданибудь найти человека на Курском вокзале, то поймете меня. Оказавшись около пригородных касс, я мигом поняла тщетность своих попыток. Людское море шумело, кричало, ругалось, плакало, ело, тащило в разные стороны пудовые чемоданы с сумками. Орали дети, шастали цыганки, и бродили странные личности, похожие на опухших мышей.
     Но не в моих принципах сдаваться. Одна из героинь Арины Виоловой, Светочка, является непотопляемым крейсером, девушкой, способной найти несколько выходов из тяжелого положения. Редактор упрекал меня, говоря, что люди, подобные Свете, не встречаются в жизни: выпрыгнув с пятнадцатого этажа без парашюта, невозможно остаться целой и невредимой, но разве я виновата, что Света ухитрилась в полете зацепиться хорошо накачанной ручкой за перила одного из балконов! Скажете, подобного не бывает?
     Должна вас разочаровать, в жизни случается все, даже то, что никому не придет в голову.
     Сосредоточившись, я подумала, как бы повела сейчас себя Света, и полетела к справочному окошку с вопросом:
     — Скажите, как добраться до Буркина?
     Полная блондинка с кровавокрасными губами потыкала пальцем в клавиши и очень вежливо сказала:
     — В Буркине останавливаются лишь три электрички. Одна отправляется в шесть тридцать утра, другая в полдень, а третья отходит с пятого пути через семь минут.
     
Глава 6
     
     Забыв сказать милой женщине «спасибо», я ринулась в сторону платформы, перепрыгивая через тюки и спотыкаясь о бесконечные сумки на колесах. На любом вокзале сориентироваться трудно, а уж на Курском с его подземными переходами, бесконечными залами, угламизагогулинами и вовсе невозможно.
     В конце концов я нашла нужный путь, увидела стоящий поезд и решила, крича во все горло «Олечка», бежать по вагонам. Времени до отхода было катастрофически мало, но мне ведь надо отыскать девочку, значит, поеду в электричке по области, пока не отыщу Олю.
     Внезапно в толпе мелькнуло белое платьице.
     — Ольга! — завизжала я. — Стой, не бойся!
     Светлое пятно метнулось в вагон, я понеслась вперед, хотела уже вскочить внутрь электропоезда, но тут двери с тихим шипением закрылись, и состав начал быстро удаляться от Москвы, мне не хватило всего одной секунды, чтобы укатить вместе с ним.
     Сжав зубы, я вернулась на площадь, села в машину и принялась изучать атлас. Буркино оказалось не так уж далеко, у меня был шанс, если я, конечно, не влипну в пробки, очутиться в местечке через час.
     Может ли ктонибудь объяснить мне, когда и по какой причине в Москве образовываются заторы? Ясное дело, что в пятницу, после шести вечера, лучше не высовываться на магистрали, но отчего во вторник в три дня стоит Тверская? Народ же должен куковать на работе, а не раскатывать по столице. Впрочем, иногда дороги оказываются свободными, и сегодня мне несказанно повезло, похоже, что сотрудники ГАИ специально освободили трассы. Я птицей долетела до Буркина всего за сорок минут и припарковалась на главной площади.
     Надо же, я предполагала, что это деревня, а сейчас нахожусь в относительно крупном населенном пункте, тут и там виднеются блочные пятиэтажки. Где искать Валерию Квашню?
     Слегка поразмыслив, я вошла в здание вокзала, нашла там дверь с табличкой «Милиция» и, толкнув ее, увидела мужчину лет сорока в форме, с книгой в руке.
     Услышав скрип петель, дежурный отложил раскрытое издание переплетом вверх и с легким раздражением поинтересовался:
     — Вам чего, гражданочка?
     Я машинально взглянула на растрепанный томик и ощутила приступ зависти: Смолякова, причем очень старый роман, один из ее первых опусов.
     — Че молчите? — начал злиться мент.
     Во мне проснулась актриса.
     — Извините, конечно, я попала в совершенно идиотскую ситуацию.
     — А сюда по другой причине не суются, — безразлично сказал дежурный, — у вас вытащили кошелек?
     Где? Если на автобусной остановке, то ступайте на Коммунистическую, там отделение есть, это ихняя территория.
     — Дело в другом.
     — В чем? — окончательно поскучнел дежурный.
     — Я приехала в гости к подруге, Валерии Квашне.
     — Ну и?
     — Потеряла ее адрес, — заныла я, — Лерочка дала бумажку и добавила: «Если заплутаешь, там спросишь, нас с бабушкой Анастасией все знают».
     — Я думал, у вас дело, — хмыкнул милиционер, — а тут ерунда. Ничем помочь не могу.
     — Пожалуйста, запросите адресное бюро, думаю, много времени операция не займет, все же Буркино не Москва.
     Милиционер моргнул, затем скривился.
     — Ну вы, москвичи, и наглые! Может, тебе еще ботинки почистить или вареньем язык помазать? Иди отсюда.
     — Я вас отблагодарю.
     — Взяток не беру!
     — Кто же о деньгах говорит! Гляжу, вы детективы любите?
     — От скуки любую дрянь прочтешь! — заявил мужик.
     — Вот, смотрите, новая книжка Виоловой, могу подарить, с автографом, моим.
     — За фигом мне твоя подпись!
     — Так я и есть Арина Виолова, писательница.
     Приоткрыв рот, дежурный начал рассматривать обложку с фотографией. Не надо думать, что я страдаю звездной болезнью и всегда таскаю в сумочке собственные произведения, нет, просто это появилось совсем недавно, в моей домашней коллекции ее пока нет, вот я и прихватила сегодня в «Марко» книжечку.
     Конечно, ее легко можно купить в любом магазине, но, согласитесь, смешно приобретать собственное произведение, да и стоит оно совсем недешево.
     — Хорош врать, — рявкнул дежурный, — не похожа совсем. Ну, народ, чего только не придумают. Книги она пишет! Может, еще президентом назовешься, ступай отсюда, пока я меры не принял.
     С этими словами он вышвырнул мою книгу в открытое окно.
     Пришлось уйти прочь, не зная, то ли радоваться, что грубиян не узнал меня на идиотской фотографии, то ли расстраиваться. И как разузнать адрес девушки со странной фамилией Квашня?
     Ломая голову над непростой задачей, я вышла на улицу, сделала шаг вперед и услышала звонкое восклицание:
     — Тетя, вы Квашню ищете?
     Я повернула голову и увидела сидевшего на скамеечке паренька лет пятнадцатишестнадцати. В руках подросток держал мою книжку, она упала на него из открытого окна, под которым стояла лавочка.
     — Хотите адрес Квашни? — повторил юноша.
     — Ты знаешь Леру? — обрадовалась я.
     — Кого? — протянул парнишка.
     — Леру Квашню, молоденькую девушку…
     — Не, с нами в бараке старуха жила, баба Настя Квашня.
     — Анастасия!
     — Ну.
     — Давай адрес.
     Паренек прищурился.
     — Мы с мамкой оттудова съехали, теперь в Ковалеве квартируем, а я на вокзале подрабатываю, к ларькам продукты таскаю, ящики, бутылки. Сел отдохнуть, ваш разговор услышал, а потом на башку книжка шлепнулась. Вы че, правда ее сами написали?
     — Да, — улыбнулась я.
     — Не похоже, — с сомнением протянул паренек. — Книжечку оставите? Я читать такое люблю, да дорого купить, не по деньгам.
     — Бери, пожалуйста, — кивнула я, — только адрес скажи.
     — Может, померла она, — тянул подросток, — старая была, толстая, противная, с ней никто не дружил, шибко злая Квашня.
     — Адресок назови.
     — Он денег стоит.., много.., сто баксов! Вы писательница, значит, богатая!
     Я вздохнула. Какой смысл объяснять полуграмотному ребенку, что не все литераторы Крезы? И потом, на самом деле я обеспеченная дама, имею квартиру, машину, не очень экономлю на еде. Но с какой стати я должна выкидывать сто долларов за адрес Квашни?
     В результате длительного торга мы пришли к соглашению. Юноша получил купюру с цифрой «100», но маленькая деталь — это были рубли, а я обрела бумажку с нацарапанными словами: «Первомайская улица, дом семь». Вот только в номере квартиры информатор засомневался, то ли сорок семь, то ли сорок восемь, а может, сорок шесть. Но это уже были детали.
     Я села в машину и повернула ключ в зажигании.
     Нужно признать, я удачливый человек, мне просто повезло, что под открытым окном на скамеечке сидел бывший сосед Квашни. Хотя, думается, я все равно нашла бы адрес. Я умная, хитрая и не привыкла пасовать перед трудностями. Главное теперь, чтобы Квашня и впрямь жила на указанной улице.
     Первомайская оказалась длинной, грязной улицей, застроенной обшарпанными двухэтажными бараками, но дом номер семь выглядел совсем уж отвратительно, штукатурки на нем практически не осталось, часть окон уставилась на мир пустыми проемами. Около единственного подъезда сидела на лавочке скрюченная бабушка, одной рукой она крепко вцепилась в детскую коляску, второй подпирала голову с седыми нечесаными патлами.
     — Здравствуйте, — завела я разговор.
     Старушка распахнула глаза, попыталась скорректировать взгляд и громко икнула, тяжелый запах перегара повис в воздухе.
     — А ну пошла вон! — неожиданно заорала бабка, вскакивая на ноги и пытаясь отпихнуть меня от коляски. — Не тронь!
     — Мне и в голову не придет обидеть младенца!
     — Вали отсюдова!
     — Скажите, здесь ли…
     — Иди на…!
     — Простите, я всего лишь хотела узнать про Леру по фамилии Квашня, — тщетно пыталась я добиться от старухи разумного поведения.
     Бабулька с силой толкнула повозку, от толчка «капюшон» упал, и я поняла, что никакого новорожденного внутри нет, в коляске громоздились пустые бутылки.
     — Не дам, — заголосила старушонка, — ишь, взялась из ниоткуда! Это мое!
     С треском растворилось одно окно, сверху свесился парень в серой футболке.
     — Слышь, старая, не блажи!
     — Костик, она деньги отбирает, — еще громче заорала бабулька.
     Костя погрозил мне кулаком.
     — Не трожь Аню Иванну, или в рыло получишь!
     Поняв, что местные жители отличаются на редкость злобным характером, я, зажав нос, нырнула в подъезд и сразу сообразила, что в бараке коридорная система. Дверь с цифрой «48» оказалась предпоследней.
     Не успели пальцы сложиться в кулачок, как эта дверь распахнулась, оттуда резко пахнуло мочой, и появилась хорошо одетая, вполне симпатичная молодая женщина лет двадцати.
     — Вы Лера Квашня? — обрадовалась я.
     — Нет, — вежливо ответила незнакомка, — я Наташа Еремина, можно просто Ната. А зачем вам Лера?
     — Лучше скажите, где баба Настя! — быстро воскликнула я.
     — Кто? — удивилась Наташа.
     — Анастасия Квашня, бабушка Леры.
     Наташа отступила на шаг.
     — Вы знаете Леру?
     — Ну.., не совсем, я ее ищу.
     — Леру?
     — Да, и Анастасию Квашня или Квашню, право, не знаю, склоняется ли фамилия.
     — А кто вам о них рассказал?
     — Это неважно. Не знаете, в какой комнате живет алкоголичка?
     — Алкоголичка?
     — Бабушка Леры Квашни пьет, ее внучка удрала в Москву, но должна была вернуться, а еще девочка Оля могла к ним приехать! Маленькая такая, хрупкая, совсем ребенок. Лера…
     — Маленькая, совсем ребенок, — повторила Наташа, потом в ее глазах мелькнула искра понимания, беспокойство и некий намек на страх.
     Но, может, все это мне лишь показалось, потому что потом Наташа поморщилась.
     — О господи, — вылетело из ее накрашенного ротика, — на Первомайской все если не пьяные, то обкуренные! Отвяжитесь.
     Она с силой выдернула рукав из моих пальцев и пошла к выходу, я толкнула дверь, обозрела комнатку и поняла, что тут давно никто не живет, помещение было набито грязной мебелью, видно, даже бомжи не желали селиться в подобном месте.
     Постояв пару секунд на пороге и вздрогнув, словно попавшая под струю холодной воды собака, я кинулась за Наташей, а та только выходила из подъезда.
     Я схватила ее за руку и сообщила:
     — Ната! Я не пью и не употребляю наркотики.
     — Чего вы от меня хотите? — отозвалась молодая женщина.
     — Давайте подвезу вас до станции, поговорим по Дороге!
     Наташа поколебалась, потом нырнула в «Жигули».
     — Слушаю, — без эмоций заявила она и уронила на пол свою сумку. Торбочка раскрылась, наружу вывалилась куча мелочей.
     — Вот неуклюжая какая, — вздохнула Наташа и стала подбирать вещи. — Ну зачем таскать с собой столько дряни?
     — У меня в сумке такой же бардак, — улыбнулась я, потом, решив помочь Наташе, наклонилась, взяла лежащий на коврике ключ весьма странного вида, толстый, с кнопками и брелком с логотипом «БМВ», и подала его хозяйке:
     — Держи.
     — Спасибо, — нервно ответила та, — так о чем беседовать станем?
     
* * *
     
     Мой рассказ затянулся, Наташа в процессе его потеряла агрессивность, а потом и неприветливость, в конце концов она произнесла:
     — Если подбросишь до Курского вокзала, скажу «спасибо», а в качестве платы за проезд расскажу про Леру, только думается, она давно покойница.
     Я вздрогнула.
     — Почему?
     Ната пожала плечами.
     — Валерка пропала не вчера, известий от нее никаких не было, что прикажешь думать, а? Ладно, давай по порядку. Слушай, хочешь мороженое? Вон там палатка.
     — Нет, — ответила я.
     — Постой, себе куплю, — заявила Наташа, сбегала к ларьку, вернулась с огромным рожком и, кусая лакомство, завела рассказ.
     Девочки по фамилии Квашня появились на свет в Буркине у сильно пьющей матери. Сначала родилась Лера, а потом Наташа. Были ли они от одного отца, не знает никто, мама Аня сама не помнила, с кем делила постель. Но у нее имелся законный муж Ваня Квашня, на которого и записали девочек. Услышь Иван о том, что дважды стал отцом, он, может, и закричал бы:
     «Офигели? Я сто лет с Анькой не живу».
     Только Ваня давнымдавно бежал из Буркина в неведомом направлении.
     Аня о девочках особенно не беспокоилась, росли они как трава в огороде, потом мать глотнула некоей жидкости, отдаленно похожей на спирт, и умерла, малышки остались с бабкой Настей, такой же запойной пьянчужкой, что и молодуха. И никто не мог вспомнить, является ли Анастасия родной бабушкой крошек; если все же да, то кем она приходилась Ане?
     Свекровью? Матерью? Ната особо своим генеалогическим древом не занималась, Настю звала «бабой», а Леру «сестричкой».
     Самое интересное, что девочки выросли хорошие, красивые и неожиданно умные. Лера окончила десять классов и уехала в Москву. Валерии хотелось стать парикмахером или маникюршей, найти в столице мужа и навсегда забыть о Первомайской, Ната же мечтала поступить в институт.
     Лера уехала из Буркина сразу после получения аттестата.
     — Устроюсь и сообщу новый адрес, — сказала она Нате.
     Но младшая сестра так и не дождалась сведений от старшей, Валерия словно в воду канула.
     На следующий год Буркино покинула Ната. Ни в какой вуз она не попала, зато пристроилась в фирму, которая отмывает коттеджи после строительства, и встретила свою любовь. На симпатичную девочку обратил внимание сорокалетний хозяин строительной бригады. Разница в возрасте Нату не испугала, сыграли тихую свадьбу, Наташа сменила фамилию на Еремину, и теперь она правая рука мужа, дела у них идут не слишком хорошо, но и не плохо, на хлеб да масло с сыром хватает.
     Два раза в год, на Рождество и Троицу, Ната приезжала в Буркино и находила там одну и ту же картину: пьяные соседи и невменяемая баба Настя. Оставлять старухе деньги было опасно, поэтому внучка затаривала родственницу крупами, консервами, сухим молоком, макаронами, оплачивала вперед коммунальные расходы и уезжала. Мысль о том, чтобы прихватить с собой бабку, даже не приходила внучке в голову, ясное дело, старуха и в Москве станет квасить, а Ната с мужем живут в приличном доме, среди вполне успешных людей, стоит ли позориться перед соседями. Нет уж, пускай баба Настя обитает в Буркине.
     Пару лет назад Ната, приехав очередной раз с продуктовым десантом, нашла Настю мертвой. Сколько бабка пролежала бездыханной, не сумел определить даже эксперт. За окном стояла стужа, в старухиной комнате оказалось открыто окно, градусник в помещении сполз ниже нуля.
     Наташе пришлось побегать по инстанциям, раздать взятки, прежде чем она получила свидетельство о смерти. Немудреные бабкины пожитки растащили обитатели барака, в комнате осталась лишь поломанная мебель, но попрежнему Лера и Ната прописаны были в Буркине.
     Некоторое время назад Наташе позвонили из администрации Буркина и сообщили, что барак наконецто идет под снос. Сестрам положено дать отдельную квартиру и, что самое интересное, ее им выделили в новом доме, возведенном, правда, не в Буркине, а в Ведерникове. Наташе было совершенно наплевать на то, где ее собираются поселить, она живет у мужа, поэтому она ответила:
     — Честно говоря, я не нуждаюсь в жилье.
     — А ваша сестра тоже отказывается? — несказанно обрадовался чиновник. — Тогда побыстрей оформите выписку.
     Вечером с работы приехал Андрей, супруг Наты, и отругал жену.
     — Ну ты даешь! — рявкнул он. — Какую хоть квартиру предлагают?
     — Не знаю, — растерялась та, — зачем она мне?
     Андрей постучал согнутыми пальцами по лбу Наты.
     — Ау, войдите! Ведерникове близко от Москвы.
     Сейчас там пустырь, сплошные краны и никакой инфраструктуры, но через пару лет возникнет город. Измученные плохой экологией москвичи уже рвутся вон из столицы. А ты от денег отказываешься! Дают — бери, тебе по закону положено. Барак идет под снос, всем квартиры предоставят. Прописка есть, вопросов нет.
     Наташа закивала и поторопилась в Буркино. Ездить в городок она стала постоянно, потому что оформляла документы, а еще появилась новая забота! Следовало отыскать Леру. В районной администрации Нате объяснили четко: сестрам дадут двухкомнатную квартиру. Одна же Наташа может рассчитывать лишь на маломерку, и для обретения хорошей жилплощади необходимы документы Леры.
     Найти родственницу Еремины не сумели, хоть муж и нажал на все педали. Не так давно рабочие Андрея возвели дом одному милицейскому начальнику, и строитель попросил заказчика о помощи. Довольный хорошо сделанным особняком чиновник постарался, и очень скоро Андрей узнал неутешительную информацию: женщина по имени Валерия Квашня прописана в Буркине, она не зарегистрирована ни в одном городе России, ЗАГСы не отметили и смену фамилии.
     Квашня не стала Ивановой, Федоровой или Задуйветер, она просто исчезла, но и среди мертвых Лера тоже не значилась.
     — Куда же она подевалась? — растерялся Андрей. — По месту прописки вот уж несколько лет не появляется.
     Ментовское начальство крякнуло, а потом весьма откровенно ответило:
     — Знал бы ты, сколько таких! Армия. Живут в одном месте, прописаны в другом. Только не делай вид, что никогда не слышал об этом, небось на работу нелегалов берешь, да и жена твоя вроде в Буркине должна жить, а где на самом деле обретается?
     — Но Валерию никто давно не видел, — протянул Андрей, — Нату в случае необходимости сразу найдут.
     — Может, померла, — спокойно ответил чиновник, — похоронили неопознанной, или лежит гдето в овраге, косточки истлели. Мой тебе совет: не пытайся откусить шмат больше головы, пусть Наташа однокомнатную квартиру получит.
     Но Еремин понимал, более просторные хоромы принесут больший доход, и поэтому велел Нате:
     — Ищи человека, который возьмет бабки и оформит дело.
     Наташа рванулась в очередной раз в Буркино, поболтала кое с кем и вышла на ушлую Татьяну Михайловну, которая деловито заявила:
     — Нет проблем. Платите мне малую толику и получаете на законном основании выделенные квадратные метры.
     Услыхав об объеме «малой толики», Андрей присвистнул, но, по его расчетам, через пару лет стоимость квартиры в Ведерникове должна была сравняться с московской, игра стоила свеч, и Еремин вручил супруге деньги. Ната расплатилась со взяточницей, а та оказалась верна слову, купюры взяла и выполнила обещание.
     Когда жителей барака начали переселять в новые дома, одной из первых ключи от просторной двушки получила Ната.
     Андрей был в восторге.
     — Сейчас возьмем недорогую мебель, — заликовал он, — и сдадим новостройку, много денег не выручим, но пусть хоть копеечка капает! Займись, дорогая.
     И Нате снова пришлось ездить в Буркино. Сегодня она явилась на новую квартиру совсем рано и наткнулась у подъезда на соседку, Елену Петровну, пожалуй, единственную пристойную женщину из барака на Первомайской и, в отличие от остальных жильцов, всегда совершенно трезвую.
     — Ой, Натусечка, — зачастила Елена Петровна, — радость у тебя, да?
     — Какая? — удивилась Наташа. — Вы имеете в виду получение новой квартиры?
     — Лерочка вернулась! — всплеснула руками соседка. — В бараке она поселилась, ночевать приходит.
     У Наташи из рук выпала сумочка. Меньше всего ей хотелось сейчас узнать о появлении сестры. В голове Ереминой мигом заклубились мысли: двушка оформлена на нее и Леру, Андрей не сомневался в смерти золовки, а оказывается, она жива. Если Валерия околачивается в Буркине, то, скорей всего, ее дела идут плохо, старшая сестра, узнав о расселении барака, потребует свою долю, поселится в Ведерникове, Андрей обозлится на жену, наорет на Наташу.
     Конечно, Ната ни при чем, но у всякого мужчины в любой неприятной ситуации всегда виновата жена.
     Полная мрачных раздумий, Наташа поторопилась в Буркино, влетела в полупустой барак, распахнула дверь некогда родной комнаты и обнаружила там на продавленной кровати женщину, отдаленно похожую на Леру. У незнакомой бомжихи были грязные рыжие волосы и синеватобледная, усыпанная веснушками кожа. Сначала даже испуганной Нате показалось, что перед ней опустившаяся сестра, но потом она с облегчением поняла — нищенка ей незнакома.
     Комната больше не принадлежала Наташе, никаких прав гнать оттуда коголибо она не имела, но Еремина не стала долго думать, она ухватила бродяжку за шиворот, выбросила несопротивляющуюся бабу за порог, потом побежала в туалет, тщательно вымыла Руки, покинула санузел и наткнулась на меня.
     
Глава 7
     
     — Значит, Лера старше вас, — подвела я итог.
     — Да, — кивнула Наташа.
     — Ей, простите, конечно, не пятнадцать лет?!
     — Нет, — усмехнулась Ната, — впрочем, и не восемнадцать и не двадцать.
     Я молча уставилась на дорогу, из рассказа Олечки было ясно, что Абдулла педофил, тогда с какой стати его заинтересовал «перестарок»? Или девочку, принесенную в квартиру Анны Ивановны, на самом деле звали поиному? Но зачем она тогда прикинулась Лерой? Назвала фамилию Квашня? Указала адрес в Буркине? И где Олечка? Если она не поехала в область, то где Оля сейчас? Бродит испуганной по враждебной Москве? Попала в руки к очередной Анне Ивановне?
     А может, ее захватил Абдулла и теперь издевается от души, мстит за часы погони?
     — Если можно, притормози у метро, — попросила Ната.
     Я машинально выполнила просьбу Ереминой. Молодая женщина улыбнулась и сказала:
     — Спасибо, на машине намного лучше, чем на электричке. Наверное, придется научиться управлять автомобилем, да все недосуг.
     — В своих колесах тоже есть неудобство, — решила я просветить Наташу, — в столице сплошные пробки, иногда часами стоять приходится, а метро катит спокойно.
     — Ну насчет «спокойно» ты хватила, — покачала головой собеседница, — подземка сплошной стресс, то взрыв случится, то электричество вырубят. Нет, решено, прямо завтра отправляюсь в автошколу, ну, пока.
     — Постой!
     — Что случилось?
     — Будь добра, запиши мой телефон.
     — Давай, — после легкого колебания ответила Ната, — диктуй, только зачем?
     — Ты же регулярно ездишь в Буркино.
     — Теперь все, больше не стану.
     — Ладно, — не сдалась я, — но ведь Ведерникове недалеко от твоего прежнего места проживания.
     — В двух шагах, через лесок десять минут спокойным шагом.
     — Вдруг Лера объявится…
     — Маловероятно.
     — Или Оля придет! Очень прошу, не гони девочку, позвони мне, я мигом примчусь. Пойми, она круглая сирота, без родителей, ей никто, кроме меня, не поможет!
     Наташа кивнула.
     — Ладно, я очень хорошо понимаю, каково однойодинешеньке во враждебном мегаполисе. Ты, кстати, тоже запиши мои координаты, затеешь ремонт, обращайся, в лучшем виде сделаем.
     Сказав последнюю фразу, она вдруг побледнела и схватилась за низ живота.
     — Что с тобой? — испугалась я.
     — Ну и прихватило, словно ножом режет, — пробормотала Наташа, синея на глазах, — такой приступ резкий, словно гвоздь в кишки воткнули и поворачивают, поворачивают. Потом бах — и отпускает, зато тошнота появляется, а после опять хорошо.
     — Может, ты беременна?
     — Нет, — прошептала Ната, — аборт по глупости в семнадцать лет сделала, не могут у меня дети появиться.
     — Аппендицит?
     — Вырезан давно.
     — Тогда гастрит или холецистит?
     — Ты врач?
     — Нет, просто иногда приходится листать «Справочник терапевта».
     — Можно посижу пару минут?
     — Конечно, — закивала я и, решив слегка развеселить Нату, спросила:
     — Хочешь анекдот расскажу?
     — Ага, — выдавила из себя та.
     — Ночью в квартире врача раздается звонок, сонный эскулап снимает трубку и слышит хорошо знакомый голос одного из его постоянных клиентов: «Доктор, немедленно приезжайте, у моей супруги приступ аппендицита». — «Это невозможно, — с плохо скрытым раздражением ответил мужик, — три года тому назад ей удалили отросток, у человека не бывает второго аппендикса». — «Зато у него бывает вторая жена», — заорали из трубки. Смешно?
     — Да, — прошептала Вата и, закатив глаза, стекла по сиденью.
     — Эй, — насторожилась я, — тебе плохо? Ответь.
     Но попутчица молча полулежала в кресле, по ее лицу тек пот. Испугавшись, я схватилась было за телефон, но поняла, что нахожусь в двух минутах езды от большой клинической больницы, и рванула по проспекту, нарушая все правила дорожного движения.
     В приемный покой я влетела с воплем:
     — Скорей, человек умирает!
     Сидевшая за столом женщина средних лет, заполнявшая какието бумаги, раздраженно сказала:
     — Нельзя ли потише.
     — У меня в машине тяжелобольная.
     — Незачем так орать! По «Скорой» приехали? Где бригада?
     — Ната в моей машине.
     — Везите ее сюда.
     — Она не может передвигаться самостоятельно.
     Медсестра скривилась.
     — Пьяную не возьму, впрочем, наркоманку тоже.
     — Да вы что! — подскочила я. — Больница тут или невесть какое заведение? У Наташи схваткообразные…
     Врачиха не дала мне закончить фразу.
     — Это в роддом, — с огромным облегчением заявила она, — мы рожениц не принимаем.
     Поняв, что с тупой бабой каши не сваришь, я толкнула дверь с табличкой «Кабинет врача» и, провожаемая гневными воплями медсестры: «Стой, куда поперла?!», влетела в крохотное помещение.
     На кушетке лежала юная женщина, около нее с какойто стеклянной трубкой в руках стоял мужчина в синей хирургической пижамке.
     — Ай — взвизгнула больная и, мгновенно сев, попыталась прикрыться висевшим на спинке стула платьем.
     — Безобразие! — с чувством произнес доктор. — Убирайтесь вон!
     Но я уже вцепилась в его руку и, не отпуская ее, принялась говорить о потерявшей сознание Наташе.
     Надо отдать должное врачу, он не стал мямлить и терять время, коротко сказав голой тетке: «Подождите секунд очку», медик вышел во двор, влез в мои «Жигули», окинул взглядом судорожно дышащую Наташу, выхватил из кармана черную коробочку с антенной и начал раздавать указания. Не прошло и пары минут, как началась суета. Словно по мановению волшебной палочки возникла каталка, и две симпатичные девочки в обтягивающих халатиках увезли бездыханную Нату внутрь коридора.
     — Что с ней? — испугалась я.
     — Пока не знаем, — сухо ответил врач. — Ступайте к Нине Николаевне, нужно оформить документы.
     Я вновь оказалась около неприветливой медсестры, только на этот раз она имела на лице человеческое выражение.
     — Уж простите, — принялась извиняться Нина Николаевна, — я сразу не поняла, что человеку плохо, к нам ведь всех волокут, мы и привыкли, что если не «Скорая» доставляет, то либо белая горячка, либо наркоман.
     Я не стала воспитывать медсестру, просто сообщила все известные мне о Наташе данные, оставила ее домашний телефон и уже собралась уходить, но тут Нина Николаевна воскликнула:
     — Теперь ваши координаты!
     — Зачем?
     — Так положено, если не «Скорая» доставила, то я обязана записать все о том, кто привез больную.
     — Пожалуйста, пишите, мне скрывать нечего, — пожала я плечами.
     …Дома после всех невзгод я оказалась поздно, распахнула холодильник и пригорюнилась: пусто. За хозяйством у нас следит Томочка, она готовит всякие вкусные блюда, стирает, гладит. Я хожу за продуктами и убираю квартиру, честно говоря, не люблю делать первое, а второе просто ненавижу, но совесть не позволяет взваливать на хрупкие плечи подруги все бытовые тяготы. Впрочем, Тамарочка давно говорит:
     — Вилка, ты работаешь, приносишь в дом деньги, а я ничего не делаю.
     Только я очень хорошо знаю, сколько времени и сил отнимает это «ничегонеделанье» домашней хозяйки, поэтому не разрешаю Томочке шляться на рынок и в супермаркет. Каждый понедельник подруга вручает мне список, где подробно указано, сколько и чего нужно приобрести. Я тупо следую указаниям, никогда не проявляя творческой инициативы. Если Томочка написала: гречневая крупа, ядрица, производства фирмы «Русская ложка», то буду искать именно подобную.
     Если на прилавках я увижу идентичный продукт, но под маркой «Русский половник», то ни за какие коврижки не возьму его. На первый взгляд вся гречка выглядит одинаково, но Томочка лучше знает, из чего получится вкусная каша.
     Беспрекословно слушаться подругу я стала после одного случая. Пару лет назад, вручая мне очередной список покупок, она сказала:
     — Молоко бери только обезжиренное.
     — Угу.
     — Масло лучше всего сделанное в Вологде.
     — Ага.
     — И шоколад наш, не импортный.
     — Хорошо.
     — Макароны только «Макфа».
     — Италия, да.
     — Нет, Россия.
     Я хихикнула.
     — Томуся, это уже смахивает на квасной патриотизм, что, ничего иностранного нельзя?
     Тут из кухни понесся свист чайника, Томочка побежала на звук со словами:
     — Пожалуйста, только по списку, я сейчас пойду в школу, на родительское собрание, вернусь и сделаю макароны болонез.
     Я отправилась в супермаркет, прошлась со списком вдоль рядов и купила все, что заказала Томочка. Макароны оставила напоследок. Но сил бродить уже не было, и я решила, что беды не будет, если схвачу любую пачку из представленных в продаже. Макароны они и в Африке макароны. Ну какая между ними разница?
     Вернувшись домой, я разобрала сумку, быстро вскипятила воду и закинула туда сухие палочки. Сейчас сварю спагетти и, когда Томочка вернется, скажу:
     — «Макфу» приготовила.
     Стопроцентно она не заметит разницы. Очень довольная собой, я отправилась в ванную; на пачке написано: «Варить 10 минут», успею помыться.
     Плескаясь над раковиной, я услышала голос Олега:
     — Покушать есть чего?
     Мыло попало в глаза, я взвизгнула.
     — Так ужин где? — не успокаивался супруг.
     — На плите, — пытаясь смыть с лица гель, пробормотала я, — там, в кастрюле. В общем, сам разберешься, я сейчас закончу и приду.
     Куприн ушел, а я, думая, что муж отбросит макароны на дуршлаг, не торопясь привела себя в порядок.
     Через четверть часа появилась на кухне. Как раз в тот момент, когда Олег чтото вываливал на тарелку.
     — Ничего кашка, — сказал он, — пресновата слегка, но с джемом сойдет. Она из чего, никак не пойму.
     Перловка? Больно мягкая. Геркулес? Вообщето не похоже, ты что сварила?
     — Макароны, — растерянно ответила я, глядя на малоаппетитную серобелую массу, и впрямь смахивающую на кашу.
     — Спагетти?
     — Да.
     — А почему они такие жуткие? — воскликнул Олег. — Ну и гадость! Я думал, кашаразмазня!
     — Не знаю, — пробормотала я, — ты что с ними сделал? Толкушкой мял?
     — Когда я пришел, они уже такие были! Интересно, почему?
     — Потому что Вилка схватила не то, что я ей заказывала, — сообщила, входя в кухню, Томочка, — ведь не зря я сказала: «Макфу» бери! Так и знала, что не послушаешься, и купила сама пачку. Вот, глянь!
     — Ну и в чем отличие этих макарон от других? — взвыла я.
     — Во всем, — вздохнула Томочка, — макароны разные. Читай, что написано на упаковке «Макфы».
     — Сделано из твердых сортов пшеницы.
     — А теперь вторую посмотри, ту, что сама купила.
     — Произведено из мягких сортов.
     — Вот! Потому они и разварились! А из твердых — не развариваются. Уловила разницу? И еще, от таких не потолстеешь. Софи Лорен всем говорит, что каждый день лопает пасту, и какая у нее фигура! Маленький секрет: она ест лишь то, что сделано из твердых сортов пшеницы, как «Макфа».
     — Знаешь, — из чистого упрямства заявила я, — можно не обожаемую тобой «Макфу» брать, а итальянский продукт! Италия — родина макарон, там плохо не сделают.
     Томочка потрясла пустой упаковкой.
     — Так ты и купила Италию. Очень часто к нам сплавляют не самый лучший товар, надеются на неопытных покупателей, ну не приучены наши люди надписи на пачках читать. И потом, итальянские значительно дороже «Макфы», потому что везут издалека Получается, что ты приобрела задорого дрянь, а могла купить хорошие и подешевле. Просто тебя остановило то, что «Макфу» делают в России. Да, наши товары порой не отличаются качеством. Допустим, машины, ну не сравнить их с иномарками.
     — Это верно, — живо встрял Олег, — наши автомобили просто конструктор для взрослых, набор гаек и болтов.
     — Но ведь глупо не видеть правды, — не обращая внимания на Куприна, проговорила Томочка, — Вилка, не упорствуй зря. Российское не значит плохое.
     Давай я приготовлю «Макфу», и ты попробуешь, какая она вкусная.
     Я устыдилась и с тех пор всегда слушаю Томочку, покупаю лишь то, что она велит.
     Но сейчас подруга на даче, я давно не пополняла припасы, а методично уничтожаю то, что было в шкафчиках, и вот теперь настал момент, когда перед глазами распростерлись пустые полки.
     Уставившись в шкафчик, я призадумалась. С одной стороны, хочется есть, с другой, лень выходить на улицу, с третьей, если меньше лопать, то талия станет, как у Гурченко, но, с четвертой, жрать хочется невыносимо. Вздохнув, я решила пойти на компромисс: сейчас переоденусь в джинсы, смою с лица надоевший макияж, выпью пустой чай и, если голод не утолит сладкая вода, пойду на проспект. Кстати, похоже, сахара тоже нет.
     Вздыхая, я пошла в ванную, открыла воду, с наслаждением умылась, провела ладонями по щекам, дотронулась до ушей и вскрикнула от боли: правую мочку словно дернуло током.
     Быстро промокнув лицо, я глянула в зеркало. Правое ухо чуть распухло и покраснело, виной тому явно была клипса, прикрепленная мною для большей схожести с Бустиновой.
     Проклиная креативное решение, я попыталась избавиться от украшения, но потерпела неудачу. Защелка клипсы, по непонятной причине утыканная мелкими зубчиками, намертво впилась в мочку.
     Злая как мурена, я вышла из квартиры и понеслась на проспект. Впрочем, нет худа без добра, сейчас устрою продавщице, всучившей мне бижутерию, вселенский скандал, заставлю ее отцепить «красотищу», а потом в качестве награды за суетный, нервный день куплю себе разных вкусностей: кусок шоколадного торта, брикет сливочного мороженого… Нет, прежде отправлюсь в гастрономический отдел.
     Обдумывая список разносолов, я подбежала к прилавку, где утром приобрела воду вкупе с другими мелочами, и, ткнув пальцем в свое ухо, воскликнула:
     — Девушка, это что?
     — Голова, — лениво ответила продавщица.
     — Не о ней речь! Сбоку чего висит?
     — Где?
     — Вот!
     — Вы о чем?
     — О клипсе! — теряя остатки самообладания, заорала я. — Что за дрянь вы мне продали! Сначала еле ее надела, теперь снять не могу.
     Торговка захихикала.
     — Ничего смешного не вижу, — окончательно вышла я из себя, — немедленно отцепите! Иначе.., иначе.., иначе…
     Слова иссякли. Да и чем я могла напугать продавщицу.
     Девушка подавила смешок.
     — Ведь сказала вам про выставки животных, которые тут в двух шагах проходят, так вы слушать не стали!
     — Дорогуша, — процедила я сквозь зубы, — мне совершенно непонятен ход ваших мыслей. С какого рожна вы зазываете меня любоваться на собак и кошек? И при чем тут клипсы отвратительного качества, впившиеся в ухо?
     — Вот, — с укоризной отметила торгашка, — снова меня перебиваете, если всегда так себя ведете, то неудивительно, что попадаете в дурацкие истории. Следует хоть иногда слушать других людей.
     Я затопала ногами.
     — Хватит трепаться! Немедленно сними эту дрянь с моего уха.
     Холодные пальцы прикоснулись к мочке, на секунду боль стала совсем невыносимой, потом девушка положила на прилавок украшение и констатировала:
     — Да уж, прямо до крови разодрало, надо перекисью промыть и йодом помазать.
     — Надо тебе по лбу настучать за продажу некачественного товара! — окончательно вышла я из себя.
     — Клипсы суперские!
     — Ага! Посмотри на мое ухо!
     — Так их не для вас делали, — пошла в атаку девушка, — не знаете, а лаетесь.
     — Нука, милочка, немедленно покажи, где на этой упаковке указано, что серьги нельзя носить Виоле Таракановой? Остальные покупатели спокойно вынесут пытку колючками? — рассвирепела я. — Имей в виду, я так это дело не оставлю. Завтра же пойду жаловаться!
     — Куда?
     — Не волнуйся, найду адрес!
     — Ступайте хоть в ООН, — заржала девчонка, — только опозоритесь! Дурой покажетесь! Сережкито для собак!
     Я даже сделала шаг назад.
     — Что?
     — Здесь рядом часто выставки проходят, собачники с кошатниками люди психованные, заради любимчика на все готовые, охота им потом медалями хвастаться! Вот мы и приторговываем аксессуарчиками. Глядите, браслетики на лапки, цепочки на шею, — словоохотливо объясняла девица, — а клипсы эти для пуделя или йоркшира предназначены, их в уши вставлять не надо, за шерсть цепляются, оттого прибамбасы и с зубчиками, чтобы не выпали. Я как увидела, что вы на себя примеряете, прямо офигела!
     — Почему же не остановили покупательницу?
     — Так я начала про выставку рассказ, а вы слушать не стали: какое, думаю, мне дело? Охота вам в пуделячьих украшениях рассекать, флаг в руки. Деньги заплатили — и вперед.
     Не найдя никаких возражений, я пошла домой, уже войдя в квартиру, вспомнила, что так и не купила никакой еды, обозлилась на себя и легла спать. В конце концов, почивающего человека голод не мучает, и вообще, все, что ни случается, случается к лучшему, на ночь вредно наедаться.
     
* * *
     
     Утром я села к столу и уставилась на чистый лист бумаги. Новую рукопись следовало сдать через три недели. С одной стороны, срок большой, с другой, если учесть, что написать надо 350 страниц, то понятно, — времени нет. Нужно упорно работать, но, как назло, в голову ничего не лезло, кроме фразы «Жилбыл Иванцаревич…».
     Промаявшись до полудня, я решила, что виновник моего творческого кризиса — голод, и собралась пойти в ларек за булочками. Но не успела я выйти в прихожую, как раздался звонок. Я схватила трубку.
     — Алло.
     — Добрый день, не разбудил? Анатолий Голубев вас беспокоит.
     — Что вы! — бодро воскликнула я. — Мы, писатели, ранние пташки, еще солнце не взошло, а уже сидим и строчим рукопись.
     — И как долго длится рабочий день?
     — Ну.., часов до пяти.
     — Душенька, нам надо встретиться.
     — Зачем?
     — Обсудить сценарий, но боюсь вам мешать, пишите, кошечка.
     Я подскочила на месте. Больше всего хочу, чтобы ктонибудь сейчас вытащил меня изза стола, вот тогда я со спокойной совестью брошу неначатую рукопись. Не надо думать, что госпожа Тараканова лентяйка, рада бы ваять роман, только неотложные дела оторвали от стопки бумаги.
     — Кино очень важная вещь, поэтому я сейчас все отложу.
     — Вы ангел! Где столкнемся? В пятнадцать нольноль устроит?
     — Право, мне все равно! И место выбирайте сами.
     — Не затруднит вас подъехать в наш офис?
     — А где он находится?
     — Самый центр, очень удобно. Только вы ведь, наверное, на машине?
     — Естественно, — хмыкнула я, — звезды на метро не ездят.
     — Давайте запишу номер, — засуетился Анатолий, — сами знаете, какая проблема с парковкой, резервируем для VIPгостей места.
     Ощутив себя в одной шеренге с Бустиновой и Смоляковой, я распахнула шкаф. Что надеть? Поверьте, этот вопрос намного серьезнее, чем «Что делать?» и «Кто виноват?». К сожалению, передо мной не столь уж богатый выбор! Но можно залезть в комод к Кристе и поворошить вешалки в гардеробной Томочки.
     И тут снова зазвенел телефон.
     — Слушаю, — пропела я.
     — Виола Ленинидовна Тараканова?
     — Да.
     — Вас беспокоит зав реанимационным отделением Козырькин Максим Михайлович.
     — Что случилось? — воскликнула я, ощущая, как Дрожат ноги. — Говорите скорей!
     — Вы вчера доставили в нашу больницу Еремину Наталью.
     — Да.
     — Она скончалась.
     — Господи!
     — Приезжайте.
     — Зачем?
     — Тело надо забрать, — пояснил доктор, — мы не можем его у себя долго держать.
     — Простите, мне очень жаль умершую женщину, только я не имею к ней никакого отношения. Познакомилась с Натой случайно, подвезла из Буркина в Москву, потом пассажирке стало плохо, собственно говоря, это все.
     — Но вы сообщили ее данные!
     — Правильно, мы разговорились, обменялись телефонами, позвоните ее мужу Андрею.
     — И имя супруга знаете, — протянул медик, — скажите честно, просто не хотите заниматься похоронами, вот и придумали сказки!
     — Глупости! Мы чужие друг другу люди!
     — Но при этом вы в курсе ее семейного положения, знаете, как зовут мужа, — не успокаивался Козырькин.
     — Ничего странного, мы всю дорогу болтали. А что случилось с Наташей? Отчего она умерла?
     — К чему ненужное любопытство, — тоном замороженной селедки ответил Максим Михайлович, — если, как вы утверждаете, являетесь совершенно посторонним человеком, то и подробности вам знать не следует.
     
Глава 8
     
     К офису «Шарашкинфильма» я прибыла в четырнадцать тридцать и слегка рассердилась на себя. Настоящая звезда должна опаздывать, а не являться как дворняжка за полчаса до назначенного времени. Ладно, посижу в машине, послушаю радио, тем более что у самого входа есть свободное местечко. Но не успели «Жигули» удобно устроиться около тротуара, как появился мужчина, одетый в ливрею, и категорично заявил:
     — Уезжайте.
     Обратись швейцар ко мне вежливо, произнеси он фразу типа: «Извините, пожалуйста, но это место зарезервировано для другого человека», я бы спокойно убралась прочь, но наглый тон лакея вынудил меня ответить адекватно:
     — И не подумаю.
     — Отваливай.
     — Почему?
     — Тут нельзя стоять.
     — И где запрещающий знак?
     — Я вместо него.
     — Чтото не вижу на твоем лице красной полосы!
     Привратник посинел.
     — Укатывай, убогая.
     — Сам отвали.
     — Глянь вокруг, чмо! Здесь парковка «Шарашкинфильм», сплошь звездные тачки, убирай раздолбайку, иначе хуже будет!
     — Даже не пошевелюсь!
     — Ща эвакуатор позову.
     — Права не имеете, да и не станет ГАИ заморачиваться, — спокойно ответила я.
     — Эвакуатор свой есть, — прошипел прислужник, — в последний раз спрашиваю: отвалишь?
     — Нет, — рявкнула я и, тут же вспомнив беседу с Голубевым, хотела сказать, что руководство «Шарашкинфильм» зарезервировало Арине Виоловой парковку.
     Но я не успела произнести заветную фразу, швейцар вытащил из кармана складной нож и ровно за секунду проткнул покрышки.
     — Похорошему не хотела, — засмеялся он, — теперь помоему будет. Ща эвакуатор оттащит, колесики прокололися, ай, беда! Неисправная тачка подлежит увозу с Тверской! Распоряжение самого мэра!
     Я вылетела из машины и услышала радостный вскрик:
     — Арина! Вы! Замечательная пунктуальность!
     От шикарного «Мерседеса» шел Анатолий.
     — Точность — вежливость королев, — воскликнул продюсер, — право, редкое качество в наше время!
     Чем вы расстроены?
     — Ваш парковщик проткнул колеса моей машины!
     Голубев замер.
     — Кто?
     — Он! — показала я на опешившего швейцара.
     — Ваши покрышки?
     — У меня нет резины! Речь идет об автомобиле!
     Анатолий всплеснул руками.
     — Господи! Урод! Как посмел! Ариночка, солнышко, не волнуйтесь, пока обсудим дела, «Бентли» обуют, или вы ездите на «Лексусе»? Вон тот, серебристый, ваш?
     — Нет! У меня «Жигули»!
     Продюсер уставился на ржавую «лошадку».
     — Этот ме…, — начал он, но вовремя спохватился, закашлялся и сумел исправить ситуацию, — ..таллический автомобильчик?
     — Ну не бумажный же! — ехидно отозвалась я.
     — Ваня, Сашка, Петька! — затопал ногами Голубев и, когда три парня в темных костюмах явились на зов, перешел в диапазон ультразвука. — Чтоб этот ме.., то есть «Лада», была немедленно приведена в лучший вид, колеса новые, руль, кресла, педали.., не знаю, что еще, живо, кретины! Парковщика убить, расчленить, закопать в навоз, руки ему оторвать, ноги, голову в… засунуть! Живо! Чего встали! Выполняйте! Всех расстреляю! Арина, солнце мое, душенька, ангел, кошечка, заинька, пингвинчик сизокрылый…
     Продолжая присюсюкивать, Анатолий втолкнул меня в лифт, который поднялся на шестой этаж. Продюсер усадил меня в кабинете, велел длинноногой блондинке подать кофе, чай, газировку, кефир, молоко, сливки, доставить из ресторана обед вкупе с десертами, упал в кресло, вытер лоб платком и простонал:
     — Боже! Кругом одни свиные рожи! Я не способен всех воспитать! Нормальных людей просто не осталось! Одни болваны!
     — Не переживайте так, — улыбнулась я.
     — Вы ангел! — приободрился Голубев. — Чистый, светлый херувим, талантливый, гениальный…
     Поток хвалебных речей прервал стук в дверь.
     — А вот и ваш режиссер, — радостно потер руки продюсер, — входи, Сигизмунд.
     В кабинет втиснулось странное существо ростом чуть повыше нашей собаки Дюшки. Тонкие ножки мужчинки были обтянуты грязными рваными джинсами. Конечно, сейчас в моде «бомжеватость», и в самых дорогих магазинах вы увидите на вешалках настоящую рванину за невероятные деньги. Только штаны режиссера потеряли приличный вид, так сказать, естественным путем, очевидно, Сигизмунд ползал пару недель по помойке кирпичного завода, вот брюки и приобрели дырки вкупе с пятнами рыжекоричневого цвета. Хотя, может, я ошибаюсь? Вдруг постановщик крутился около бачков заведения быстрой еды и извозился в кетчупе?
     Впрочем, и майка у него не лучше, а отсутствие бицепсов парень компенсирует прической, его треугольное личико прикрывают длинные клокастые пряди, коим мог бы позавидовать шнуровой пудель.
     — Это Сигизмунд, — воскликнул Голубев, — он снимал «Москва в крови», «Семеро с винтовкой», «Собакаубийца» и «Пикник с бензопилой». Все сериалы супер! Гизя мастер приковывать зрителя к экрану. Да, мой дорогой?
     Гизя издал нечленораздельный звук и топнул рваной, заляпанной грязью кроссовкой.
     — А это Виола, автор супербестселлеров, от которых тащится вся страна, — закатил глаза продюсер, — когда две звезды сталкиваются, то…
     — Давай по делу, — прохрипел Гизя, — значитца, по сценарию, серий до фига, материала мало, надо дописывать.
     — Хорошо, — быстро кивнула я.
     Режиссер с любопытством взглянул на меня.
     — Лады! Главного героя обеспечиваем бабой, а то эротики не будет! Касса не попрет.
     — Простите, — напомнила я, — в моей книге действует женщина Света.
     — Не канает.
     — Не поняла.
     — Мужик будет! Баба не хиляет, на нее не пойдут.
     Делаем из Светы Павла. Лады?
     — Ну…
     — Согласна? Хорошо, — кивнул Гизя, — тебе, главное дело, мне не мешать, иначе дерьмо выйдет. Значитца, Павел! Ему необходима любовница! Негритянка!
     Я заморгала.
     — Э…э…
     — Чернокожие пока у нас редкость, — принялся теребить сальные волосы Гизя, — подберем конфетку, пару сцен в постели, потом прирежем ее. Классная картинка получится: белая простыня, черная герла, красная кровь! Супер! Тарантино отдыхает!
     — Но… — попыталась возразить я.
     — У Павла будет брат, — стукнул кулаком по столу Гизя, — китаец! Сейчас мода на Восток.
     Воспользовавшись тем, что постановщик вцепился в бутылку с водой и стал жадно глотать, я влезла со своим замечанием.
     — Нелогично!
     — Че? — удивился Гизя.
     — Павел россиянин, а его брат из Поднебесной?
     — И чего?
     — Так не бывает!
     — Почему?
     Как следует отреагировать на идиотский вопрос?
     — Хочешь классный сериал с чумовым рейтингом и отпадной долей? — резко вскочил на ноги Гизя.
     — Да, — честно призналась я, не слишком поняв смысл последних слов Сигизмунда. Кто такая доля?
     Чья она? Моя или его?
     — Тады молчи! Брат китаец, и точка! Никто объяснений не потребует, хотя можно упомянуть, что мамаша Павла непутевая баба, спала со всеми.
     — Значит, Павел и китаец сводные братья? Во всяком случае, отцы у них должны быть разными, — вновь сказала я.
     — Ты мне надоела! Скачем вперед! Действие происходит в Калифорнии.
     — Где?
     — В США, куда Павел приехал, чтобы выручить брата, попавшего в тамошнюю тюрьмищу.
     — Гдето я уже видел подобное, — с сомнением вымолвил Анатолий.
     — Ништяк! Народ от америкосов прется! — не дрогнул Гизя. — Ну и там завертится! Украденная ядерная кнопка! Угроза мировой цивилизации.
     — Но в моей книге ничего такого нет!
     — Кино не литература, мы высокое, динамичное искусство, а не зудятина! Все пойдет супер, Павла сцапает динозавр!
     — Кто? — чуть не упала я в обморок.
     — Такие амам, большие ящеры с зубами и хвостами, неужели никогда о них не слышала? — изумился Гизя. — Динозавры классная фишка, хотя, конечно, мы бедные, не можем, как Спилберг, миллионы на реквизит потратить. Но ничего, вывернемся. Ну, круто складывается. Победив чудовищ, Павел вытащит Ли из тюрьмы.
     — Ли — это кто? — окончательно потеряла я нить разговора.
     Сигизмунд заморгал, потом снова схватил бутылку с минералкой, опустошил ее и, бормотнув: «Сушняк замучил», повернулся к Голубеву.
     — Если она бухает, как Мотылин, я работать не стану, хватит, намаялся с алкоголиком. Ну почему писатели вечно под газом? Слышь, Толя, попроси еще водички принести.
     — Я вообще не употребляю спиртное, — опешила я, — не обладаю никакими дурными привычками.
     Ой, беда, беда, — затряс грязной головой Гизя, — значит" у тебя болезнь этого, забыл, как его, Ольм… Альм… Гайм… Ну когда человек ничего не помнит.
     — Альцгеймера, — вырвалось у меня, — но с какой стати вы сейчас вспомнили об этом недуге?
     — Да только что объяснил, Ли китаец, брат Павла, — хватая принесенную секретаршей бутыль с водой, брякнул Гизя, — один из главных героев сериала, а ты глазами хлопаешь и вопросик суперский задаешь:
     «Это кто?» За фигом тогда я тут распинаюсь, фонтанирую идеями, концепцию выкладываю, коли автор в наркозе?
     Я растерянно посмотрела на Голубева, а тот быстро заулыбался.
     — Дети, дети, не ссорьтесь, папа всем даст конфетки. Гизя, огурчик наш, продолжай. Арина просто никогда не связывалась с кинопроизводством, не знает специфики.
     — Ладно, — кивнул Сигизмунд, — повезло вам, неконфликтный я. Ли выходит из тюрьмы. Ты помнишь, кто он такой?
     — Китаец, брат Павла, — машинально ответила я.
     — Сработаемся! — хлопнул в ладони Сигизмунд. — Просекла фишку! Молодца! Вижу сцены в деталях! На площади стадо перебитых динозавров, переступая через окровавленные трупы, идет Павел, за ним, пошатываясь от усталости, в разорванной одежде, с обнаженной грудью двигается Сьюзен.
     — А это кто? — подскочила я и тут же прикусила язык, но Гизя неожиданно мирно ответил:
     — Сью? Негритянка, любовница Павла!
     — Так ее же убили на белых простынях.
     — Это вначале, во второй серии, а я сейчас повествую уже десятую.
     — Но она умерла, — тупо повторяла я.
     — И что? Народ не любит, когда герои погибают, — пожал плечами Гизя. — Эка сложность! Сначала тапки отбросила, потом воскресла! Очень просто! Инопланетяне!
     — Простите?
     — О боже! Прилетели представители другой Галактики и оживили Сью! Сплошь и рядом такое, право, даже неинтересно вдаваться в столь малозначительные детали! Ладно, следи за моими рассуждениями!
     По площади, расталкивая ногами трупы динозавров, идет Павел…
     — Невозможно.
     — Теперь что не так?
     — Ящеры, насколько я знаю, были гигантскими, их тела с места и грузовиком не сдвинуть!
     — Впереди высится мрачное здание тюрьмы, — абсолютно проигнорировав мое замечание, продолжал Сигизмунд, — взлетает самолет, из него…
     — Маловероятно!
     Гизя начал краснеть.
     — Опять недовольна?
     — Динозавры жили в прошлые века, а летательные аппараты человечество придумало относительно недавно. Тут нестыковка: либо птеродактили, либо «МИГи», вместе им не встретиться!
     Гизя почесал шею и рявкнул:
     — Ты не даешь людям высказаться! Естественно, я опустил лишние детали! Или хочешь услышать изложение сорока серий? Этак мы за год не управимся! Ясное дело, Павел — ученый, он в своей лаборатории изобрел машину времени, полетел на ней в прошлое, чтобы добыть лекарство от СПИДа для своей смертельно больной дочери. Крошке перелили в больнице кровь; когда делали онкологическую операцию, опухоль удалили, но занесли иммунодефицит. Павел хочет спасти ребенка, он знает, что мудрый предводитель динозавров, дракон Ге, имеет микстуру от СПИДа, и отправляется к нему вместе со Сью. Ясно?
     — Ага, — обалдело закивала я, — а Ли?
     — Он брат Павла, китаец. Неужели ты не способна запомнить такую простую информацию? — возмутился Гизя.
     — Я просто хотела уточнить, куда делся ближайший родственник Павла!
     — Ли сидит в тюрьме, — заорал Сигизмунд, — его туда поместили по ложному обвинению в краже ядерной кнопки. На самом деле чемоданчик скоммуниздила Мадлен.
     — Кто???
     — Мадлен, жена Павла.
     — А Сью? Негритянка Сью, она кто?
     — Любовница, — затопал ногами Гизя, — у тебя голова деревянная? Все проще некуда! Павел имеет жену, русскую, белую, она плохая! И любимую, она хорошая, черная! Это политкорректно! Мадлен дерется со Сью на шпагах, а тут прилетает дракон Ге с лекарством для Анны.
     У меня закружилась голова. Сигизмунд немедленно замолчал, Голубев тоже сидел тихо, оба мужчины уставились на меня не мигая, через секунду я ощутила себя кроликом, на которого нацелились сразу два удава, и попыталась с достоинством выйти из создавшегося положения.
     — Простите, конечно, но в моей книге рассказана история женщины по имени Света, которая выходит замуж за одинокого интеллигентного мужчину и потом совершенно случайно выясняет, что он серийный убийца… Никаких чудовищ, негров, больных СПИДом там нет. Может, конечно, Светлана слегка экстравагантна, но это все, что можно…
     — Толя, — капризно протянул Гизя, — я отказываюсь! Не мой автор! Она вязкая, непонятливая, не чуткая, не креативная! Хочет, чтобы дословно перенесли книгу на экран!
     — Тише, мой золотой, успокойся, — завел Голубев.
     — Нет, нет, пусть ее экранизирует Федысин.
     — Никогда, только ты, помидорчик мой!
     — Нет! Ни за что!
     Голубев встал и, подойдя к Гизе, нежно сказал:
     — Котеночек, ступай к Люсе.
     — А что, уже дают гонорарные? — оживился постановщик.
     — Тебе выписали!
     Забыв попрощаться, Сигизмунд ринулся в коридор. Когда за ним захлопнулась дверь, Анатолий крякнул и упал в кресло.
     — Он сумасшедший? — ляпнула я.
     Продюсер улыбнулся.
     — Гизя человек увлекающийся, к нему надо привыкнуть. Но он умеет делать рейтинговые сериалы.
     Ариночка, будем откровенны, открою перед вами наши карты. Люди устали от тиражирования на экранах одних и тех же лиц. Вот, допустим, Алиса Кислова, замечательная актриса, спора нет, но куда ни плюнь, там она. Зрителю хочется новых имен, и есть, поверьте, имеется замечательная молодежь, но… Режиссеры берут только раскрученных, а звезды выпендриваются, растопыривают пальцы и намерены работать лишь за бешеный гонорар либо в блокбастерах. Да и сценариев хороших нет. Вот мы и решили пойти на эксперимент.
     Возьмем юного, стремительно набирающего вес автора, Арину Виолову, соединим ее с незатасканными лицедеями и сделаем суперсериал. Ваше издательство пообещало рекламную поддержку. Гизя возьмется за постановку. Фантастика! И еще, после выхода ленты вы звезда. Хотите большие гонорары, славу, почет, уважение?
     — Да, — честно призналась я.
     — Значит, вы нужны нам, а мы вам!
     — Но почему именно я? Есть же Смолякова.
     — По ней уже снимают.
     — Бустинова!!!
     — И она при студии! Остались лишь вы, нам пришлось брать, что дают! — буркнул уставший Голубев, потом спохватился. — Душенька, вы сейчас в изумительном положении, звезда загорающаяся, а не чадящая, все впереди. Гизю я придержу, мы сработаемся, лады? Ну подумайте сами, премии, кинофестивали, гонорары… О'кей, красавица, не волнуйтесь, от вас много не потребуется. Эй, Аня, проводите нашего лучшего автора до машины!
     
Глава 9
     
     На площади у входа в «Шарашкинфильм» метался уже другой парковщик, молодой парень в зеленой жилетке. Я окинула взглядом ряд машин и растерянно спросила у юноши:
     — Я оставила «Жигули», такие грязные…
     — Номер подскажите, — весьма вежливо отреагировал служащий.
     — Восемьсот тридцать.
     — Вы Арина Виолова?
     — Верно.
     — Ваш автомобильчик на самом vipовском месте, прямо перед подъездом.
     — Где?
     — Вот.
     — Не вижу.
     — Да вы стоите перед ним.
     Я глянула на ряд машин, потом еще раз очень внимательно осмотрела парковку и увидела притулившиеся около тротуара «Жигули». Чьито трудолюбивые руки отмыли мою коняшку от многодневной грязи и натерли ее до блеска. Но этого неведомым волшебникам показалось мало. Бока давно не нового произведения отечественной промышленности украсили никелированными полосками, на крыльях появились большие зеркала, а передний и задний бамперы теперь прикрывали решетки. Но круче всего смотрелись колеса, высокие, толстые, с диковинными спицами.
     Я уставилась на номер — «830». Потом пару раз обошла машину кругом, села наконец внутрь и обнаружила на креслах чехлы из молочнобежевой замши и красные коврики, такая же, только алая оплетка покрывала и руль, а бомбошка, венчавшая ручку переключения скоростей, сразила меня наповал. Вместо пластмассового кругляшка там сверкала голова собаки сделанная, похоже, из серебра. И пахло теперь в «Жигулях» тонким ароматом дорогого одеколона, ктото прикрепил в салоне ароматизатор, да не дешевую картонную «елочку», а эксклюзивный вариант, предназначенный для роскошных иномарок.
     В легком обалдении я включила мотор, парковщик, вытянувшись, отдал мне честь; едва не задев бордюр тротуара, машина выехала на проспект, и тут раздался звонок мобильного. Я аккуратный водитель, поэтому всегда пользуюсь устройством «хандсфри».
     — Алло, — закричала незнакомая женщина, — позовите Тараканову.
     — Я слушаю вас.
     — И вам не стыдно?
     — Простите, не поняла.
     — Совесть имеете?
     — Кто вы и что хотите?
     — Думаешь, самая хитрая, да? Привезла и сбагрила? Не выйдет номер, — орала тетка.
     У меня зазвенело в ухе, пришлось припарковаться и попытаться разобраться в ситуации. Через несколько минут, несмотря на очень злую и нервную речь собеседницы, я сумелатаки понять суть дела.
     На том конце провода висела некая Зинаида Андреевна, сотрудница клинической больницы, где скончалась Ната. Зинаида была абсолютна уверена, что госпожа Виола Тараканова является близкой родственницей Ереминой. По мнению звонившей, я привезла Наташу к врачам, а теперь, узнав о ее смерти, не желаю заниматься похоронами, тратить деньги и притворяюсь чужим человеком.
     — Сколько вас таких, гадов, — возмущалась Зинаида, — постыдилась бы!
     — Я не имею никакого отношения к Ереминой, Уже объяснила ситуацию главврачу! Позвоните супругу Наташи, — попробовала я вразумить Зинаиду, но та пошла вразнос и стала выдавать совсем уж немыслимый текст:
     — Надоели! По трое в неделю! В прошлую пятницу бабку кинули, потом мужика, теперь ты нарисовалась!
     — Но…
     — На работу сообщу!
     — Я не работаю.
     — Ааа! Понятненько! Все вы такие, пьяницы! Хорошо, на дом тело привезу и на лестнице положу! — взвизгнула Зинаида. — Если сегодня до двадцати трех нольноль ко мне не явишься.., то.., то… Лучше тебе прийти и миром дело уладить!
     Трубка квакнула и замолчала, я потрясла телефон, но из него не доносилось ни звука, аппарат скончался.
     То ли не выдержал бурю эмоций Зинаиды, то ли я опять забыла бросить деньги на счет. Наверное, надо сейчас купить… Туууу, — послышалось из мобильника. Я обрадовалась, значит, все в порядке, связь не оборвалась навсегда, она просто временно дала сбой.
     Поколебавшись несколько секунд, я набрала домашний номер Наты и услышала тихий голос умершей женщины:
     — Здравствуйте, сейчас мы не можем ответить на ваш звонок, оставьте свои координаты после звукового сигнала или перезвоните по номеру: восемь девятьсот три…
     Меня охватил ужас, Ната умерла, а голос ее живет и останется на земле вечно, если только запись не сотрут.
     Я набрала другой номер, и из трубки незамедлительно донеслось:
     — Андрей Еремин слушает!
     Я, не ожидавшая столь скорого ответа, растерялась и промямлила:
     — Простите, вы.., э… Еремин?
     — Да, Андрей, весь внимание.
     Мне стало не по себе. Вы бы сумели огорошить ничего плохого не подозревающего мужчину фразой: ваша жена скончалась?
     — Извините, но…
     — Хотите встретиться, — деловито перебил Андрей, — у вас ремонт?
     — Э.., нет.
     — Строительство?
     — ., нет.
     — Тогда зачем вам понадобился?
     — Ну.., в общем…
     — Отделочные работы?
     — Да, — ответила я, — да, да, причем очень срочно, прямо сейчас.
     Еремин хмыкнул:
     — Так горит?
     — Уже сгорело, — с жаром воскликнула я, проклиная себя за мягкотелость.
     Ну зачем ехать на встречу с Андреем, надо сейчас сказать правду! Я собралась с силами.
     — Андрей, пожалуйста, не волнуйтесь, я хочу…
     Из трубки послышались свист и шум.
     — О черт! — воскликнул Еремин. — Как вас зовут?
     — Вилка.
     — Я в данный момент не могу разговаривать! Налево, тащи налево, сейчас просыпешь! Кафе «Лотарингия», в восемнадцать устроит?
     Последняя фраза явно относилась ко мне.
     — Да, — кляня себя за малодушие, ответила я, — говорите адрес, надеюсь, успею доехать, сейчас уже семнадцать тридцать.
     — Подожду, — коротко бросил Андрей и, скороговоркой сказав название улицы, отключился.
     Я схватила атлас и стала искать незнакомый переулок.
     «Лотарингия» оказалась чемто вроде пивного ресторана. Маленький темный зал заполняли деревянные столы и длинные скамейки. Я, всю дорогу размышлявшая на тему о том, как узнаю в толпе посетителей Еремина, сразу успокоилась. В помещении находилось всего три человека: две девушки и мужчина, одетый в джинсы и светлую футболку.
     Я подошла к нему и сказала:
     — Здравствуйте, мы договорились о встрече.
     Андрей вежливо встал.
     — Вы Вилка? Правильно запомнил имя?
     — Вообщето я Виола.
     — Простите.
     — Вилкой меня зовут многие знакомые, я не обижаюсь.
     — Хотите пива? — галантно предложил Андрей.
     — Спасибо, я за рулем.
     — Тогда колбаски, тут хорошо готовят.
     — Извините, я очень тороплюсь.
     — Приступим прямо к делу, — кивнул строитель, — что имеем?
     Тут к столику подошла официантка и поставила перед Андреем тарелку, наполненную жареным жирным мясом с луком. Восхитительный аромат вкусной еды поднялся над столом, но к моему горлу почемуто подступила тошнота.
     — Извините, — улыбнулся Андрей, — с моей работой не поесть как следует. Со вчерашнего утра маковой росинки во рту не держал, сейчас восемь объектов на сдачу подходит, вот я и мотаюсь бешеной собакой.
     Да еще жена вчера по делам урулила, ночевать на нашей новой квартире осталась, мобильный зарядить забыла, столько вопросов к ней и.., она пропала! Ничего, сегодня вернется, я ей выдам. Вас не смутит, если я буду жевать?
     Не дождавшись моего ответа, прораб схватился за вилку, я весьма неприлично разглядывала собеседника.
     Наташа говорила, что муж намного старше ее, но я сейчас бы не дала Еремину и тридцати пяти. Может, моложавое впечатление он производит быстротой движений и бойким разговором, или ему визуально сбавляют года подтянутая фигура и пышные, кудрявые, без единой сединки волосы. Впрочем, и лицо Андрея не испещрено морщинами, его покрывает темный загар, который получает человек, проводящий целые дни на свежем воздухе.
     — Совсем не хотите есть? — улыбнулся Еремин. — Ейбогу, вкусно.
     Я покачала головой.
     — Спасибо.
     Ладно, подожду, пока Андрей насытится, и лишь тогда сообщу ему ужасную новость, пусть он нормально поест, после известия о смерти Наташи он надолго потеряет аппетит. Значит, супруг решил, что Ната ночевала в Ведерникове, наверное, подобные ситуации уже имели место. И потом, она, как и я, частенько забывала вовремя заправить мобильный, вот отчего Андрей вчера не занервничал, не найдя жену дома.
     Мясо быстро исчезало с тарелки, Андрей нацелился на картошку и вздрогнул: из его кармана понеслась бравурная мелодия. Чертыхнувшись, Еремин вытащил один мобильный, потом второй, следом третий, яркокрасного цвета, и ласково сказал:
     — Да, Милочка, слушаю. Нет, нет, нормально, не болит. Извини, я с клиенткой сижу. Естественно. Без проблем.
     Потом он сгреб сотовые в кучу и сказал:
     — Сестра беспокоится, спрашивает, как я себя чувствую.
     — Сколько у вас телефонов! — поддержала я ничего не значащую беседу.
     Андрей улыбнулся:
     — Бизнес хлопотный. Черный аппарат рабочий, номерок по строителям и клиентам роздан. Серебряный домашний: жена, приятели.
     — Но сестра вам сейчас звонила покрасному, — невольно отметила я.
     Андрей усмехнулся.
     — Вы очень внимательны. «Пожарный» телефончик только для Милы. Они с моей женой не ладят, знаете, как бывает, две хорошие бабы, а взаимопонимания нет, вечно лаются, я их перестал вместе сводить, любой праздник скандалом заканчивается. Да еще Ната иногда звонит мне, а занято, потом прорвется и давай злиться: «С кем трепался? Ага, с Милочкой разлюбезной! Значит, пока с сестричкой сюсюкал, жена должна ждать». В общем, надоела мне грызня, завел Миле отдельный аппарат. Нате его и показывать не стал! По карманам она не лазает, в машине моей обыск не устраивает. Дорого, конечно, но личное спокойствие того стоит!
     — Не боитесь, что телефон затрезвонит, а жена услышит?
     Андрей аккуратно доел картошку.
     — Вы, часом, не следователем работаете? Я аппарат в машине вечером оставляю, домой не несу! Так в чем проблема? Сначала расскажите об объекте отделки.
     Он…
     Внезапно Андрей замер с открытым ртом. Я было подумала, что он раскусил горошину черного перца, но тут мой собеседник, странно всхлипнув, рухнул лицом в тарелку.
     — Помогите! — закричала я. — Андрей! Вам плохо?
     Девушки за соседним столом мигом обернулись, от стойки бара поспешила официантка. Я, оцепенев, следила за суматохой. Откуда ни возьмись появились два парня в черных костюмах, Андрея понесли в глубь помещения, меня повели в кабинет директора, налили кофе, потом приехала «Скорая помощь».
     Спустя часа два я, плохо понимая происходящее, оказалась перед мужчиной лет сорока, который, выслушав меня, устало спросил:
     — Следовательно, вы умершего не знали?
     — Нет, — бормотала я, — имя и фамилию назову, Андрей Еремин, строитель. Но это все. Господи, что с ним случилось?
     — Не знаю, наверное, инфаркт, жара стоит, вот народ и мрет, — мрачно ответил следователь, — давайте запишу ваши данные.
     Я продиктовала адрес, телефон и решила сама прояснить ситуацию:
     — Видите ли, Наташа…
     — Женя, — крикнула женщина в серой кофточке, — скоро закончишь? Мы все! Давай, поехали.
     — Ладно, — мигом прекратил допрос следователь, — до свидания. Виола Леонидовна.
     — Ленинидовна.
     — Вас вызовут, — и не подумал извиниться он.
     — Но я могу…
     — Сейчас мы заняты.
     — Всего пару слов!
     — Отменим до следующего раза!
     — Вы должны меня выслушать, это не профессионально — прерывать показания свидетеля!
     Женя прищурился, а потом процедил:
     — Понадобитесь — вызову, прощайте.
     Высказавшись, он встал и в мгновение ока исчез, я осталась одна. Ну и люди, однако, встречаются среди сотрудников МВД! Вот Олег никогда не ведет дела подобным образом, даже если свидетель выглядит идиотом и несет, на взгляд окружающих, невероятную чушь, Куприн примется крайне внимательно слушать его. И в навозной куче иногда попадаются жемчужные зерна.
     Дрррр! — заорал мой мобильный.
     Номер на дисплее не высветился, и я обрадовалась.
     Может, это Олег наконец решил связаться со мной?
     Вспомнил о моем существовании? Временно прервал свою важную работу и решил узнать, живали любимая Вилка? Отыскал или купил телефон? Хотя не стоит ехидничать. Поглощенный делом спутник жизни намного лучше того, который занят два часа в неделю.
     Конечно, второй будет постоянно сидеть дома, но, думается, он доведет вас до обморока своими замечаниями и придирками. Мужчине просто необходимо когото строить, и в отсутствие сослуживцев объектом станете вы.
     — Милый, — заворковала я, нажав на зеленую кнопочку, — дорогой…
     — Если думаешь, что я отстану, — завопила Зинаида, — то зря надеешься! Забирай тело! Немедленно!
     Еремина не одинокая! Не фига…
     Я быстро отсоединилась и впала в задумчивость.
     Что делать? Положение хуже не придумаешь.
     — Вы как? — всунула в комнату голову официантка. — Ничего?
     — Спасибо, нормально.
     — Ваще молодец! Классно держитесь, — сказала девушка, — отбрось мой парень в кафе тапки, я так бы орала.
     — Еремин не мой ухажер.
     — Да?
     — У нас была деловая встреча.
     — Ага!
     — Я видела его впервые!
     — Угу!
     — До сегодняшнего дня мы знакомы не были.
     — Ясненько.
     Подавальщица произнесла слово с таким ехидством, что мне захотелось немедленно уйти.
     Торопясь покинуть «Лотарингию», я вскочила.
     — До свиданья.
     — Заходите еще.
     — Ну уж нет, спасибо.
     — Счастливого пути, — процедила официантка.
     Я вышла на улицу и постаралась взять себя в руки, не следует считать меня истеричкой, сами подумайте, сколько событий случилось со мной за короткое время! Известие о съемках сериала, беседа с Голубевым и Гизей, смерть Наташи, идиотские звонки Зинаиды, кончина Андрея, побег Олечки. Кстати, я временно забыла о несчастном ребенке, а ведь девочка бродит по городу одна, без денег, ей плохо, страшно, Олечка в опасности…
     — Эй, на, держи!
     Я вздрогнула и увидела около себя все ту же официантку из «Лотарингии».
     — Что еще случилось? — спросила я.
     — Мобильный ты оставила, — спокойно пояснила девушка, — я стала пол мыть и под столиком нашла.
     Сунув мне в руки аппарат, девчонка унеслась, я взглянула на сотовый — это был красный телефон, один из трех, принадлежавших Андрею. Наверное, надо вернуться в «Лотарингию» и отдать находку персоналу, пусть передадут следователю. И тут раздалась бравурная музыка, я машинально поднесла трубку к уху.
     
Глава 10
     
     — Дрюшечка, — запел нежный голосок, — аушеньки! Так я и не поняла, мы сегодня…
     — Вы Милочка? — прохрипела я.
     Сначала воцарилась тишина, прерываемая странным шипением, потом звонившая вскрикнула:
     — Это кто?
     — Здравствуйте, меня зовут Виола Тараканова.
     — И что?
     — Простите?
     — Какая мне разница, как тебя зовут? — заорала женщина. — Где Андрей?
     — Он.., э.., он…
     — Отчего ты взяла его телефон?
     — Тут вышла.., э…
     — Немедленно позови Еремина.
     — Простите, не могу. Видите ли…
     — Вот что, — отчеканила Милочка, — все понятненько! Передайка ему…
     — Кому?
     — Еремину! Вонючему, мерзкому, гадкому животному! Людмила великолепно понимает…
     Я набрала полную грудь воздуха и наконецто сумела произнести нужную фразу:
     — Ваш брат умер.
     Милочка издала странный звук, похожий то ли на всхлип, то ли на сдавленный кашель.
     — Кто скончался? — спросила она.
     — Ваш брат, — повторила я, — Андрей Еремин.
     — Где?
     Вопрос удивил меня: ну не все ли равно, где нашел смерть Андрей?
     — В кафе «Лотарингия».
     — Ааа, — протянула Милочка, — ааа ты кто?
     — Виола Тараканова, — терпеливо ответила я, понимая, что разговор пошел по кругу.
     — Он с тобой теперь спит, — неожиданно спокойно констатировала Милочка, — ясненько! Суперски придумал! О подобном я еще не слышала! Ленке он набрехал про туберкулез, Ирке наплел о СПИДе, ясное дело, та долго думать не стала, смазала пятки салом.
     Я предполагала, что мне он еще про какуюнибудь болячку заведет. Но чтобы умершим прикинуться… Ты… как тебя зовут?
     — Виола Тараканова, — покорно повторила я.
     — Передай своему Андрюшеньке, что он заигрался.
     Не верю я ни в какую смерть, пусть катится вон и не считает всех дурами, я его сама бросила.
     — Еремин умер, — сурово перебила я Милочку, — его тело недавно увезли в морг.
     — Ха! — выкрикнула Мила. — Если это гонялово правда, то кто ты? Милиционер?
     — Нет, меня зовут Виола Тараканова.
     — Слышала уже сто раз тупое имечко. Телефончик ты где взяла? Дрюша его прятал лучше заначки!
     — Когда Андрей умер, аппарат упал под стол, его нашла официантка и передала мне.
     — Ха! Ты с какого боку там оказалась? — продолжала уличать меня во вранье Милочка. — Шла себе по улице, мороженое грызла, тут выбегает из кафе девка в переднике, сует тебе сотовый и велит: «Позвони Милочке»? Врать уметь надо!
     — В вашем изложении ситуация и впрямь выглядит поидиотски, — разозлилась я, — не так дело обстояло! Я сидела с Андреем в «Лотарингии».
     — Вот! Сама призналась! Ладно, передай ему, что он урод!
     — Ты дура?! — завопила я, теряя всяческое терпение. — Или сумасшедшая? У меня есть муж, я совершенно не нуждаюсь в связях на стороне, не изменяю супругу! К Еремину у меня было дело! Он предложил встретиться в «Лотарингии».
     — Это его любимая забегаловка, — растерянно вклинилась в мою речь Милочка, но я не дала идиотке возможности высказаться дальше и, добавив в голос дицибел, легко переорала вздорную бабенку.
     — Беседа носила рабочий характер, но мы даже не успели ничего как следует обсудить, Еремин упал лицом в тарелку, приехали врачи, но было поздно, официантка стала убирать зал, нашла мобильный, яркокрасный, совершенно не мужской по виду, и отдала его мне, решив, что сотовый оставила я, я хотела отнести трубку назад, а она зазвонила! Не надо спрашивать, откуда я знаю твое имя. За несколько минут до кончины Андрей говорил с тобой, а потом, разоткровенничавшись, сообщил: звонила сестра, она с моей женой не ладит, пришлось для бесед с тобой отдельный аппарат завести. В общем, твое дело, верить мне или нет! Телефон я оставлю в «Лотарингии», прощай.
     Сочла нужным сообщить тебе о внезапной смерти ближайшего родственника!
     — Ты где? — прошептала Мила.
     — На парковке у трактира.
     — Не уезжай.
     — Я тороплюсь домой, дел полно.
     — Умоляю, подожди, — заплакала Мила. — Ты не врешь? Он умер?
     — Да. Ты можешь представить человека, который способен шутить, оповещая людей о гибели их родственников?
     — Стой на месте! Стой! Жди меня! Если уедешь, я покончу с собой! — выкрикнула Милочка.
     В ее голосе было такое отчаяние, перемешанное с истеричной решимостью, что я невольно ответила:
     — Хорошо, я сижу в «Жигулях», номер восемьсот тридцать.
     — Бегу! — заорала Мила.
     Отложив красную трубку, я тяжело вздохнула: ну вот, снова я попала в историю, сейчас мне предстоит беседовать с явно психически нестабильной Милой.
     Ну отчего я влипаю в дурацкие ситуации? Зачем стала отвечать на звонок? Пожалела сестру Андрея? Однако она странно ведет себя, скорее как жена или любовница. Конечно, случается, что сестры ревнуют братьев, но проявляется это подругому. Женщины выражают неудовольствие невесткой, без конца критикуют приготовленную той еду, насмехаются над ее внешностью. Мила же отреагировала, словно пассия, которой объявили о разрыве отношений. Ну почему я вляпалась в эту историю? Сообщать людям печальные вести прерогатива милиции! Не схвати я телефон, сейчас бы уже сидела за письменным столом, работала над новым романом. Хотя, если откровенно, в голове нет ни сюжета, ни героя.
     Дзззз, — зазудело из сумки.
     Я вытащила свой телефон и глянула на дисплей.
     Номер начинался с 411, писательницу Арину Виолову искало издательство. Откашлявшись и ругая себя за трусость, я прощебетала самым милым голосом:
     — Алло!
     — Виола Ленинидовна, здравствуйте, — очень вежливо прозвучало из трубки.
     Стало совсем нехорошо: интересно, почему мне решила позвонить Олеся Константиновна? Никаких рукописей я пока в «Марко» не относила!
     — Здравствуйте, здравствуйте, — защебетала я, ощущая, как ледяная рука тревоги сжала сердце, — очень рада вас слышать!
     — Только что кончилось совещание, посвященное съемкам вашего сериала, — как всегда, спокойно заявила Олеся.
     Перед моим взором мигом возникла большая комната с овальным столом, вокруг него на стульях сидят гомонящие сотрудники «Марко». Основное большинство из них кричит, размахивает руками, сердится, одна Олеся Константиновна внешне спокойна, она молчит, делая изредка пометки в блокноте. Потом, когда буйство идей и фонтан креатива иссякают, Олеся Константиновна, аккуратно поправив прядь красивых светлых волос, тихо произносит:
     — В услышанном мною сейчас имеются рациональные зерна. Первое.
     И все замолкают. Абсолютно непостижимым образом спокойная, никогда не выходящая из себя Олеся мгновенно находит необходимую, рациональную идею в обсуждаемом материале. Светловолосая и голубоглазая красавица обладает ехидным языком и острым умом.
     Однажды я, сидя около полуоткрытой двери ее кабинета, невольно стала свидетельницей разговора редактора и одного из полувменяемых, возомнивших о себе черт знает что авторов. Писатель наотрез отказывался вносить в рукопись правку.
     — Вы поганите мое слово, — орал он, — искажаете мысли, обезличиваете текст.
     — Хорошо, — согласилась Олеся, — давайте укажем, что роман выпущен в авторской редакции.
     — Ладно, — буркнул прозаик, — по крайней мере я не стану беситься, читая потом собственную книгу, а то корежит всего.
     — Ив авторской орфографии, — закончила Олеся.
     — Вы о чем? — напрягся литератор.
     — Можем полностью сохранить рукопись в первозданном виде, — мирно предложила редактор, — вы же хотите предстать перед читателями в, так сказать, первозданном виде, без правки!
     — Верно, — слегка сбавил тон автор.
     — Хорошо, — воскликнула Олеся, — значит, и название будет родное?
     — Да! — рявкнул собеседник. — Знаю я вас, поменяете на дебильное.
     — В принципе заголовок интересный, — словно не заметила хамства Олеся, — «Пагода в гостиной», но я не очень поняла, при чем тут храм!
     — Умереть не встать! О какой церкви идет речь?
     — Вот и я спрашиваю о том же!
     — Вы не правильно поставили ударение, — взвизгнул «Достоевский», — не пагода, не культовое сооружение в Индии, а пагода! Ну там дождь, снег, ветер…
     Пагода! Просто пагода!
     — Пагода?
     — Именно так.
     Послышалось шуршание, потом слишком ласковый голосок Олеси:
     — Прошу прощения, вот орфографический словарь, слово «погода» пишется через два "о", а не через два "а". Вы попрежнему настаиваете на авторской редакции? Тогда попытайтесь объяснить читателям причину появления пагоды в гостиной!
     Я чуть не скончалась от смеха в коридоре, а потом тихо отползла в туалет, чтобы не дай бог не столкнуться с писателем, который начал визжать, употребляя не совсем принятые в литературе выражения. Оставалось лишь удивиться выдержке Олеси, во время разговора она ни разу не вышла из себя. Моя редактор вообще никогда не повышает голоса, вот и сейчас она приветливо объясняет:
     — Виола Ленинидовна, постарайтесь сдать следующую рукопись через две недели.
     — Ага, — бормотнула я.
     — Думаю, вы уже написали больше половины?
     — Ну…
     — Да или нет?
     — Да, — лихо соврала я, вздрагивая при воспоминании о совершенно чистых листах, стопкой громоздящихся на столе.
     — Чудесно, значит, семнадцатого июля я жду текст, до свидания, Виола Ленинидовна.
     Я откинулась на спинку водительского кресла, глядя на телефон, как на ядовитую змею. Олеся, кстати, единственный человек, который ни разу не исказил моего отчества, остальные кто во что горазд: Леонидовна, Леокадьевна, Ламинировна, Леопольдовна, Леософьевна… И где взять сюжет? О чем писать? Зачем я соврала?
     К глазам начали подкатывать слезы. Ну почему я совершаю одну глупость за другой?
     В боковое стекло постучали, я вздрогнула и открыла дверь. Хорошенькая, похожая на розовую зефирку девушка нервно воскликнула:
     — Ты Виолетта?
     — Да, Виола.
     — И где телефон?
     — Вот.
     Милочка осторожно взяла трубку, повертела ее пухленькими, украшенными золотыми кольцами пальчиками и отшвырнула аппарат в сторону. Он отлетел прямо на шоссе, где на него незамедлительно наехал троллейбус, превратив мобильный в мелкое крошево.
     Я не успела удивиться неадекватному поведению Милочки, как девушка села на бордюрный камень и, тупо уставившись на фонарный столб, прошептала:
     — И правда, умер. Это она его убила.
     — У Андрея по всем признакам случился инфаркт, — попыталась я образумить Милочку.
     — Его застрелили.
     — Ошибаешься, Еремин спокойно ел, потом упал лицом в тарелку. Я сидела около него, никакой крови и в помине не было, да и милиция говорила о сердечном приступе.
     — Значит, его задушили!
     — Нет, он сам умер.
     Милочка подняла на меня глаза, полные слез.
     — Ты не понимаешь! Его точно убили! Жена! Наташа.
     — Вот уж этото вообще невозможно, — покачала я головой. — Вопервых, повторяю: мы сидели в «Лотарингии» вдвоем, Андрею просто стало плохо, а вовторых, и это самое главное, Наташа, супруга твоего родственника…
     Милочка легко вскочила на ноги и вцепилась в мою руку.
     — Он мне не брат!
     — А кто же?
     — Муж!
     Солнце слишком сильно пекло, и у меня внезапно немилосердно заболела голова.
     — Андрей твой законный супруг? — усомнилась я.
     — Нет, но мы собирались пожениться. Слушай внимательно, — зачастила Мила, — все расскажу.
     — Может, не надо? — безнадежно спросила я. — Просто поинтересуйся в кафе, из какого отделения они вызвали милицию, и соединись со следователем.
     Милочка вцепилась в мою руку.
     — Нет уж! Никуда я не пойду! Слушай меня! Андрей был сволочь! Он убил по крайней мере двадцать женщин! Меня не успел.
     Я затравленно стала оглядываться по сторонам, но, как назло, вокруг не было видно прохожих, измученные жарой люди предпочитали не высовываться на улицу даже вечером.
     — Думаешь, я чокнутая? — хмыкнула Мила. — Нет, он и впрямь убийца, хладнокровный. Синяя Борода!
     Помнишь сказку о милом графе, его супругах и ключе от запертой комнаты? Так вот, это Андрей! Сто пудов уверена, прибили его, похитрому, сердце у мужика деревянное, там болеть нечему!
     Внезапно я поняла! Мила вполне вменяема, она меня не обманывает и ничего не придумывает. И потом, ну с какой стати великолепно выглядящий, бодрый, загорелый мужчина вдруг умирает в ресторане, отведав любимое блюдо, а? Во мне проснулся автор детективных романов, нос почуял запах тайны.
     — Пошли сядем, — велела я Миле, — не стоять же нам посередине улицы.
     — Только не в «Лотарингию»! — воскликнула она.
     Я вздрогнула.
     — И в мыслях не было предложить тебе подобное!
     Сама не смогу переступить порог харчевни, давай устроимся в моей машине!
     Умостившись на сиденье, Мила нервно сказала:
     — Включи кондиционер, сейчас сознание потеряю от духоты.
     — Могу лишь опустить окно, — ответила я.
     Мила кивнула, но, когда бензиновый смог вполз в салон, стала судорожно кашлять, пришлось вновь загерметизироваться.
     — Ужасная погода, — прошептала Мила, — послушай, я живу буквально в двух кварталах, ты не против посидеть в холодке и съесть мороженое?
     Предложение женщины, узнавшей совсем недавно о кончине любимого человека, удивило меня до крайности. Я невольно примерила ситуацию на себя и поежилась. Какой пломбир! К чему беседы? Но Мила отчегото не потеряла боевого расположения духа, она была полна желания рассказать совершенно незнакомой женщине всю правду об Андрее Еремине.
     
Глава 11
     
     В красивой, обставленной дорогой мебелью и оборудованной самой современной техникой кухне Мила чувствовала себя очень уверенно. Она мгновенно вытащила пластиковую коробочку, специальной круглой ложечкой наковыряла оттуда шарики, положила их в изящную хрустальную вазочку, посыпала сверху тертыми орешками, ловко взбила сливки, водрузила на кешью белую гору, воткнула в ее середину клубничку и поставила эту красоту на стол. Одновременно хозяйка ухитрилась запустить кофемашину, вытащить из холодильника сгущенку и тарелки с тонко нарезанными ломтиками ветчины, сыра и колбасы.
     — Прошу, — Мила обвела рукой стол.
     — Ловко, — покачала я головой, — у меня бы подобные приготовления заняли час.
     Милочка села напротив, аккуратно помешала ложечкой головокружительно пахнущий кофе и горько усмехнулась:
     — Извини, что сначала устроила тебе скандал. Ты не похожа на очередную жертву Еремина, наверное, и правда клиентка. Он знаешь как баб делит? С этой можно трахаться, а с той дела иметь. Обе категории никогда не смешивал, от любовниц Дрюша требовал рабского подчинения и полной самоотдачи. Хочется ему в три утра заявиться, ты обязана в коридоре стоять, при полном макияже, в отличном настроении, с улыбкой на лице, в одной руке мясо пофранцузски, в другой пирог с яблоками, в зубах домашние тапки.
     Упаси бог ему замечание сделать или покритиковать!
     Правда, он был щедрым, подарки делал крупные, дорогие, только странно их преподносил. Вот пример: повел он меня в ювелирный магазин, сплошной пафос: полы мраморные, кругом диваны, продавщицы в белых перчатках, чай, кофе.
     Войдя в торговый зал, Андрей сел и категорично сказал:
     — Не дороже пяти тысяч долларов.
     Менеджер кивнула и принялась таскать коробочки.
     — Колечко хочется, — заикнулась Мила.
     — Серьги, — велел Андрей.
     Милочка, желавшая получить брюлики, не стала спорить, в конце концов, подвески тоже неплохо. Очень скоро на замшевом подносике засверкали камни.
     — Ой, — восхитилась она, — какие шикарные сапфиры, розовые!
     — Вульгаршина, — брякнул Андрей, — берем круглые, в желтом золоте.
     — Но мне нравятся розовые сапфиры в белом золоте, — решила высказать свою точку зрения Мила.
     — Нет.
     — Цена у вещей почти одинаковая.
     — Нет.
     — Но почему?
     — Я сказал «нет» — и точка.
     — Уступите даме, — не к месту выступила продавщица, — к ее образу сапфиры подойдут лучше, те, в желтом золоте, слегка старомодны, тяжелая классика подходит женщине, справившей шестидесятилетие!
     Андрей резко встал и толкнул столик, блестящие украшения дождем посыпались на пол, продавщица, ахнув, кинулась их поднимать.
     — Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать ваше мнение, — заорал Еремин, — оно никого не интересует! А ты. Мила, кусай теперь локти, ничего Не куплю, терпеть не могу вздорных бабенок.
     Пунцовая от стыда Милочка постаралась незаметно выскользнуть из магазина, но идти пришлось сквозь строй девушек в форме и охранников. Правда, служащие посматривали на Милочку с явным сочувствием, но от этого только делалось хуже.
     Не успела она спуститься на проспект, как из торгового центра вылетел Еремин, схватил любовницу за плечи, тряхнул и промычал:
     — Умная очень? Ну и прись домой пешком! В машине ездят только те, кто не кочевряжится, если им подарки предлагают!
     Высказавшись, Андрей сел в джип и улетел со скоростью реактивного истребителя. Милочка разрыдалась и потащилась пешком. Но Еремин отходил от гнева так же быстро, как и заболевал им. Около восьми он позвонил любовнице и, словно ничего не случилось, предложил:
     — Пошли поужинаем!
     — И ты после всего отправилась с ним! — не выдержала я.
     Мила кивнула.
     — Андрею невозможно отказать. И потом, он всегда говорил: «Меня не бросают, только я решаю, когда разорвать отношения». Понимаешь, он тиран, а еще большой любитель играть в кошкимышки, со всеми так себя вел. Предупреждала меня Рита, так не послушала я ее, решила, что она со зла гадости несет! И что вышло?
     — Это кто?
     — Жена Андрея.
     — Еще одна?
     — Ты о чем?
     — Только что я услышала от тебя заявление: «Я жена Еремина».
     — Верно, фактически я являлась его супругой!
     Официально мы расписаны не были, но штамп в паспорте не меняет положение вещей! Верно?
     Я кивнула.
     — В принципе, да, хотя, на мой взгляд, поход в загс заставляет мужчину быть ответственным.
     — Ерунда, — отмахнулась Мила.
     — И самой приятно, — вздохнула я.
     — Фигня, — нахмурилась Мила.
     Решив не обсуждать, очевидно, болезненную для собеседницы тему, я перевела разговор в прежнее русло.
     — Насколько мне известно, у Андрея имелась законная жена Наташа!
     — Ах эта! — процедила Мила. — Бревно на шее!
     — Наташа вчера…
     — Давай по порядку, — перебила меня Мила, — если я сейчас не выговорюсь, меня разорвет на части!
     Больше не могу, не могу, не могу.
     По пухлым щекам молодой женщины потекли слезы.
     — Хорошо, хорошо, — испугалась я, — коли тебе станет легче, я готова послужить жилеткой.
     Милочка встретила свою любовь на улице. Ох, не зря опытные мамы предупреждают наивных дочек:
     — Никогда не вступай в беседу с незнакомцем, под личиной милого, приятного во всех отношениях мужчины может скрываться кто угодно.
     Но во все времена юные девушки не слишкомто охотно шли на поводу у докучливых мам, к тому же Мила давно жила одна. Ее предки разошлись, потом вступили в разные браки и разлетелись по свету. Мама осела в Израиле, а папочка устроился в НьюЙорке.
     У Милочки великолепные отношения с родителями, но она уже закончила институт, пошла на работу и ощущает себя взрослым человеком.
     В тот судьбоносный день Милочка бежала домой, поскользнулась, не удержалась на ногах и ударилась коленкой о бровку тротуара. Больно было так, что из глаз брызнули слезы.
     — Надеюсь, не сломали ножку? — сочувственно произнес незнакомый голос.
     В ту же секунду Мила почувствовала, как крепкие руки подхватили ее, нос уловил запах дорогого одеколона и хороших сигарет, так пах любимый папа, правда, к его «букету» примешивался еще и аромат коньяка, а неизвестный мужчина, похоже, был трезв.
     Не успела Мила моргнуть глазом, как сначала оказалась в салоне дорогой иномарки, а потом в травмопункте, в коридоре которого на стульях маялась очередь из охающих людей. Зима в Москве период переломов, растяжений, вывихов и сотрясений мозга.
     Спутник посадил Милу чуть поодаль от остальных недужных, потом начались чудеса. Словно изпод земли появились врачи, моментально сделавшие необходимые манипуляции. Диагноз, слава богу, звучал нестрашно: сильный ушиб, ноге просто нужен покой.
     Андрей довез Милочку до дома, отнес ее в квартиру, уложил на диван, потом пошел в супермаркет, приволок тонну деликатесов, чудесную выпивку, накрыл стол, зажег свечи…
     Думаю, что коекто из вас сейчас осудит Милу, но я ее поняла. Девушка была свободна, мечтала о принце на белом коне, и вот он появился, правда, не на верном четвероногом рысаке, а на черной иномарке, но в наши времена машина предпочтительнее жеребца.
     Внезапно начавшийся роман стремительно набирал обороты, и через неделю Мила уже не могла понять, каким же образом до сих пор обходилась без Дрюши. Забота и ласка изливались из Еремина потоком, подарки сыпались дождем, в постели он оказался нежен и предупредителен, а вылезая из койки, не забывал говорить комплименты. Еще Андрей очень откровенно рассказал о себе.
     — Увы, я женат, но с супругой давно живем врозь.
     В молодости мы любили друг друга, но потом пути наши разошлись, — вещал Еремин. — Я давно один, практически холостякую.
     Мила обозрела комнату любимого, более похожую на гостиничный номер, чем на уютное гнездышко, и не сдержала любопытства.
     — Почему же ты не разводишься?
     — Не было необходимости, — тихо ответил Андрей и посмотрел Миле прямо в глаза.
     Девушка чуть не задохнулась от бури эмоций, ей, похоже, скоро сделают предложение руки и сердца, начнется новая, потрясающе счастливая жизнь, родятся дети, мальчик и девочка… Думаю, вы сами знаете, о чем мечтают женщины, влюбившись, не стоит долго повествовать о мыслях Милочки.
     Месяца через три Андрей слегка изменился, он не то чтобы стал грубым, просто желание ужинать при свечах у него пропало, да и под венец он Милочку не звал, но она была неглупа и очень хорошо понимала: первая стадия в их отношениях, романтически приподнятая, миновала, теперь наступает иная, стабильноспокойная. Ведь нельзя годами питаться взбитыми сливками, вредно бесконтрольно поглощать жиры, организму нужна и геркулесовая каша, и картошка, и макароны. А романтические ужины пара еще себе устроит несколько раз в год — на дни рождения или на годовщину свадьбы.
     Милочка откровенно ждала предложения, но Андрей молчал, более того, он иногда говорил:
     — Сегодня встретиться не удастся, я занят.
     Мила скандалов не устраивала, просто кивала и оставалась вечером одна. Кстати, на квартире у Андрея она не бывала, любовник приходил к ней, объяснял он свое поведение просто:
     — Дорогая, у тебя так уютно, а у меня казарма.
     Милочка, которой родители старательно переводили деньги, любила бегать по магазинам в поисках всяких штучек, украшающих быт, поэтому она моментально ответила:
     — Давай повешу у тебя занавески, постелю ковер, да и мебель можно поменять.
     — Не надо, — неожиданно резко ответил Андрей.
     — Но почему?
     — Не хочу! — сердито рявкнул любовник.
     Милочка не стала настаивать, если Андрею приятней у нее, то пожалуйста. Наверное, ему просто лень начинать ремонт. Мила очень хорошо помнила, что трещина в отношениях между ее папой и мамой началась на почве улучшения жилищных условий. Родители затеяли глобальную перестройку апартаментов и в результате остались у разбитого корыта семейной жизни. Учитывая печальный опыт предков, Милочка моментально заткнулась и с удвоенным тщанием принялась украшать собственную норку. Путь к сердцу мужчины лежит не только через желудок, есть еще много не менее важных дорог и мелких тропинок.
     Спустя полгода их отношения окончательно устаканились, встречи приобрели цикличный характер, два раза в неделю Андрюша оставался ночевать у Милочки, в остальные дни он просто ей звонил. И еще у него начал портиться характер, из Еремина лезла грубость, иногда граничащая с жестокостью, гнев пополам со злобой и вредность. Стоило Милочке сказать, по мнению кавалера, нечто не правильное, как она моментально получала вселенский скандал, в котором рефреном служили слова:
     — Ты меня не уважаешь!
     А «уважение» понималось Ереминым столь широко, что Милочка порой терялась. Доходило до смешного.
     Девушка большая любительница вязать, никакого практического применения ее хобби не имеет. Мила вполне способна купить себе любую понравившуюся вещь, просто ей по душе сам процесс. Один раз она решила купить нитки на шаль. Около прилавка она стояла вместе с любовником, и у них получился просто восхитительный разговор.
     — Вон тот, голубенький, мохер чудесный! — воскликнула Мила.
     — Лучше бордо, — буркнул Еремин.
     — Ой, что ты, очень мрачно! Розовый и то интереснее.
     — Мне нравится бордо.
     — Совершенно не подойдет! Голубой или розовый? — повернулась девушка к спутнику.
     — Не знаю!
     — Ну, милый, подскажи!
     — Бордовый!
     — Господи, — всплеснула руками Мила, — тебя прямо заклинило на идиотском цвете!
     И тут Андрей, коротко выругавшись, пошел к выходу, спутница кинулась за ним.
     — Дорогой, что случилось?
     — Ты меня не уважаешь, — заорал любовник, — на любое слово тявкаешь, бреешь словно бритвой! К чему продолжать отношения, если мнение близкого человека тебе безразлично?
     Мила заморгала глазами и попыталась оправдаться:
     — Любимый, речь шла всего лишь о мотке мохера!
     — Верно! Даже в ерунде ты уступить не желаешь, — пошел вразнос Еремин.
     Людмила коекак сумела успокоить разбушевавшегося спутника, она извинялась, плакала и в конце концов вымолила прощение. Молодая женщина подумала, что неадекватность поведения Андрея вызвана его усталостью. Но потом ей стало понятно: Еремин способен взорваться по любому поводу, оскорбительным ему может показаться все, даже криво положенная вилка.
     Пришлось Людмиле стать очень осторожной, следить буквально за каждым своим словом, но, коли у Дрюши имелось желание поскандалить, остановить его не представлялось возможным.
     В январе Андрей устроил такую истерику, что у Милы случился сердечный приступ и она не пошла на работу. Мила легла в кровать и попыталась отвлечься при помощи детективов Смоляковой, но испытанный «антидепрессант» не помог В глазах стояли слезы, а в мозгу горел вопрос: ну почему Андрей столь дико себя ведет, неужели он не понимает, как его любит Мила?
     И вообще, мог бы позвонить… И тут ожил телефон.
     Обрадовавшись, она бросилась к аппарату и услышала мелодичное сопрано:
     — Можно Милу?
     — Слушаю, — слегка расстроилась хозяйка.
     — Ты живешь с Андреем? — вылетело из трубки.
     От неожиданности Милочка закашлялась, а незнакомка спокойно уточнила:
     — Я имею в виду Еремина.
     — Да, — от растерянности ответила Милочка и тут же обозлилась на себя. — С какой стати мне перед вами отчитываться!
     — Я жена Андрея, — прозвучало в ответ.
     — Ой, — вздрогнула Мила, — простите. То есть я не то хотела сказать! Зачем вы мне звоните? Откуда узнали номер?
     Из телефона послышался смешок, и Милочка ощутила себя дурой.
     — Нам надо поговорить, — решительно заявила законная супруга, — срочно! Насколько я поняла, ты находишься дома? Приезжай на станцию «Павелецкая»!
     Через час успеешь? Там, на Валовой улице, есть кафе!
     Наташа разговаривала приказным тоном, в котором не было и тени смущения, и Милочка, сама не понимая почему, подчинилась ей.
     
* * *
     
     Оказавшись за столиком, Людмила пролепетала:
     — Здравствуйте.
     Красивая, эффектная брюнетка окинула ее оценивающим взглядом и усмехнулась.
     — Понятно, так я и думала! Маленькая и наивная!
     Еще одна! Ладно, давай знакомиться, Маргарита Львовна Копейко, можно просто Рита.
     — Мила, — машинально ответила любовница Андрея и тут же спохватилась:
     — Но супругу Андрея зовут Натальей!
     Маргарита скривилась.
     — Ага! Понятненько! Есть среди нас такая.
     — Среди кого? — окончательно растерялась Милочка.
     Рита спокойно взяла чашку, отпила кофе и улыбнулась.
     — Что ты знаешь об Иванецаревиче?
     — О ком?
     — О Еремине! Говори, не стесняйся!
     — Ну… — замямлила Мила, — он москвич, занимается бизнесом, имеет фирму, которая возводит людям дома, всякие там коттеджи, еще ремонтирует квартиры. Дрюша неплохо зарабатывает, хорошо обеспечен.
     Он замечательный, заботливый, нежный, ласковый…
     — Значит, еще ни разу не бил, — перебила Рита.
     — Кого?
     — Тебя, дуру! Кулаком в нос не тыкал!
     — Нет, — возмутилась Мила, один раз таки получившая от любовника оплеуху, — это невозможно.
     Правда, Дрюша иногда выходит из себя.
     — Это начало, потом лупить тебя начнет! Морально! Впрочем, и физически тебе достанется.
     — Врешь, — вышла из себя Мила, — и вообще, зачем я тебе понадобилась? Решила опозорить Андрюшеньку? Думаешь, брошу его, а он к тебе вернется?
     Очень теперь хорошо поняла, что к чему. Никакая ты ему не жена! Законная супруга носит имя Наташа, только Андрюша с ней не живет!
     Рита скривилась.
     — Да уж! Узнаю себя! Следовало тогда Тату послушать, да ума не хватило. Вот, глянь.
     Маргарита задрала рукав кофты, Милочка взвизгнула. Тонкая рука собеседницы в районе локтевого сустава оказалась испещрена длинными шрамами.
     — Понимаешь? — наклонила голову к плечу Рита.
     — Нет, — испуганно ответила Мила.
     Рита опустила рукав на место.
     — Эх, — с тоской протянула она, — если бы мне в тот день, когда Тата появилась, мозги в кучу сгрести, не случилось бы беды. Да не поверила я ей! Ладно, попытайся не сделать моей ошибки, слушай внимательно, в твоем рассказе о Еремине есть лишь одна правда: он владелец строительной фирмы. Все остальное ложь!
     Хотя жена Наташа реально существующий персонаж, и он с ней живет вместе, в одной квартире, на Фестивальной улице.
     — Нет, — закричала Мила, — я была у Дрюши дома, он стопроцентно обретается один, в маломерке, дико неуютной. Ты лжешь, никаких следов женщины в его берлоге нет.
     — Наивняк, — с невероятной жалостью в голосе ответила Рита, — слушай сюда. Квартирка, что ты видела, им снята для кобелирования, он туда бабенок водит, а вообщето предпочитает дам с собственными хоромами, сам к девкам ходит.
     
Глава 12
     
     Сначала Милочка внимала словам Маргариты относительно спокойно, она уже сообразила, что ее собеседница раньше была любовницей Андрюши, и совсем не испытала приступа ревности. Еремину не четырнадцать лет, ясное дело, что у него до Милы имелись женщины. Да и сама Людмила не была до встречи с любимым невинной девицей, но ведь неважно, что случилось до знакомства, старые книги прочитаны и закрыты, теперь наступила очередь новых.
     Но по мере того, как из Риты выплескивались подробности, Милочка цепенела.
     Маргарита жила с Андреем не один год и считала себя гражданской женой Еремина. О существовании Наташи любовница была великолепно осведомлена, более того, Андрей прямо сказал:
     — С супругой я никогда не разведусь, не люблю ее, тягощусь отношениями, но не брошу никогда, о причинах не спрашивай. Впрочем, могу слегка приоткрыть завесу: мой бизнес начался на деньги, данные ее отцом, а фирма записана на имя жены.
     Рита закивала, финансовые узы самые крепкие, но, может, Андрей поймет, что семья — это не просто деньги? Маргарита родит ребенка…
     Первые месяцы связи были безоблачными, потом набежали тучи, начались скандалы, но Риточка не унывала, она старалась изо всех сил, мечтая о браке с любимым. Потом ей позвонила женщина, назвавшаяся Татой, и рассказала, что является гражданской женой Еремина.
     — Ты еще наплачешься, — предостерегала она Риту, — через некоторое время разберешься, что к чему, похоже, он тебя основной жертвой выбрал. Знаешь, чем Еремин занимается? У него одновременно куча баб, тричетырепять. Число постоянно колеблется, но одна — раньше это была я, теперь, видно, ты — является постоянной. Андрей садист, энергетический вампир, он обожает издеваться над женщинами, постоянно устраивает им проверки. Любимое его занятие объявить себя смертельно больным, сообщить, что у него, допустим, туберкулез. Эту феньку он применяет, если хочет избавиться от надоевшей бабенки, на моей памяти он четверым напел про СПИД и очень потешался, глядя, как тетки в ужасе начинают носиться по лабораториям. Позвонит ему потом бывшая дамочка и радостно заверещит: «У меня нормальный анализ, я здорова». А он в ответ: «Дорогая, ты пока не расслабляйся, вирус сразу не выявляется». Мерзавец.
     Но хуже всего приходится той, которую Еремин выберет на роль новой жены! Вот ей по полной программе достанется, начнет мучить, не отпустит до тех пор, пока тетка не умрет!
     Рита не поверила собеседнице, отшвырнула трубку, словно ядовитую змею, но потом стало понятно:
     Тата не лгала.
     — Врешь, — перебила Мила Риту, — в тебе сейчас ревность кипит, но придется перетоптаться! Раньше Дрюша с тобой жил, да, похоже, удержать мужика ты не сумела, вот и приехала мне настроение испортить.
     Не на такую напала! У нас с Андрюшей настоящая любовь, да, я согласна, у него не самый простой характер, но я почти сумела приспособиться!
     Рита грустно глянула на Милу.
     — Вотвот, точьвточь такие слова я сказала Тате, не поверила ей, теперь вот почти умерла. Как он надо мной издевался, в основном психологически, но иногда и кулаками доставалось. Знает подонок про свой дар, он любую бабу просто приворожить может, глупые мы, наивные, хотим счастья, влюбляемся безоглядно и терпим от мужиков все, наивно полагаем, что сумеем притереться. Ну и пусть от него десять жен сбежало, это они гадины, а он замечательный зайчик, просто плохо его любили, вот подарю Андрюшеньке море нежности и заботы, и превратится он в белого и пушистого! Нет! Черного кобеля не отмыть добела!
     Знаешь, откуда мой шрам?
     — Нет, — прошептала Мила.
     — С собой покончить пыталась, — обыденно сказала Рита, — решила вены вскрыть, измучилась до предела, извел меня Еремин, живого места в душе не осталось, одна выжженная пустыня.
     — Неужели нельзя было просто уйти?
     — Пыталась, только он мастер игры в кошкимышки. Стоило мне крикнуть: «Прощай, не приходи больше!», как он мигом сладким пончиком делался: тютюто, милая, обожаю, люблю, трамвай куплю. Я начинала таять, а он видит, что жертва коготки спрятала, мягкое брюшко приоткрыла, и бац туда каблуком.
     Мне снова плохо, я корчусь, а Андрей доволен, получил энергию, под питался. Ну и решила я за бритву схватиться, взяла лезвие, только страшно было себя резать, больно стало. Все примерялась, как лучше, руку сначала чутьчуть повредила, а уж потом как резанула…
     — Мамочка, — прошептала Мила, у которой мгновенно исчезла вся злость на Риту, — как же ты жива осталась?
     Маргарита прикусила нижнюю губу, потом, тряхнув головой, ответила:
     — Глядела я, глядела, как кровь текла, потом голова кружиться стала, ну и испугалась я, подумала: зачем изза подонка умирать? Собралась с силами и до соседки доползла, та «Скорую» вызвала, пришлось в больнице полежать довольно долго. Андрей ко мне ни разу не пришел.
     — Он, наверное, не знал о случившемся, — попыталась оправдать любовника Мила, — небось ты записки ему не оставила!
     Маргарита рассмеялась.
     — Еще как знал! Приехал в гости, начал в дверь звонить, соседка вышла и обо всем ему рассказала!
     Еремин поохал, поахал, а потом, сказав ей: «У Риты, увы, давно плохо с головой», исчез. Все, куку, испарился. Хочешь, объясню, по какой причине он ко мне в клинику не кинулся?
     — Побоялся ответственности? Испугался разговора с врачом!
     — Нет, Еремин познакомился с тобой и почувствовал: вот она, новая жертва! Рита уже отработанный материал, весь выжатый в моральном плане, а тут свеженькая дурочка, надо начинать по новой чужими переживаниями лакомиться.
     — Не смей говорить о Дрюше плохо, — топнула ногой Милочка.
     Рита мрачно улыбнулась.
     — Дура ты! Откуда мне твой телефон известен, а?
     — Не знаю!
     — Сам Андрей дал.
     — Где? Когда? Зачем? — начала задавать бестолковые вопросы Мила.
     Маргарита поманила пальцем официантку, заказала себе еще кофе и пояснила:
     — Он, очевидно, решил с тобой любимые игрища затеять. Теперь станет мучить, с каждым днем все изощреннее, для того и меня вспомнил. Звякнул намедни и зажурчал ласково, прямо медовый пряник. Начал на жизнь жаловаться, дескать, сейчас у него новая пассия, ревнивая кретинка, жадная стерва, нахалка, каких мало, Андрюша понял, что потерял в моем лице настоящее сокровище, и теперь жаждет раскрутить пружину назад. Но сам он связываться с Людмилой не хочет, дрянь его третирует, она слишком много знает правды о бизнесе Еремина, грозит пожаловаться в налоговую инспекцию.
     — Я! — оторопела Мила.
     — Ты, ты, — закивала Рита, — поэтому Андрюша предложил мне: «Солнышко, давай начнем все сначала. Вот тебе телефончик стервы, звякни ей и расскажи правду: мы любим друг друга, просто временно поссорились!»
     Людмила лишь ошарашенно моргала глазами, а Маргарита продолжала:
     — Только я слишком хорошо садиста знаю, поняла, какой он замысел вынашивает, желает нас столкнуть и от скандала кайф поймать!
     — Мужчины обычно боятся таких ситуаций, — выдавила из себя Мила.
     — Нормальные парни да, — скривилась Рита, — но Ереминто патологическая личность. И потом, скажи, услышь ты от меня подобную информацию, как поступишь? Только честно, не стесняйся, я сама такая!
     Мила сглотнула слюну и призналась:
     — Для начала наору на любовницу, потом шмякну трубку, поколочу посуду…
     — А затем?
     Людмила пожала плечами.
     — Если мужчина хочет уйти от женщины, то виновата чаще всего она сама. Плохо вела хозяйство, устраивала скандалы. Подумаю и попробую измениться, начну работать над собой, пойми, я очень люблю Дрюшу, просто не представляю своей жизни без него.
     — И ничего Андрею о моем звонке не скажешь?
     — Нет, иначе придется ставить его в ситуацию выбора: либо я, либо ты.
     Рита кивнула.
     — Ясненько. Рабыня.
     — Кто?
     — Ты! Впрочем, и я тоже такой была до определенного времени, во мне изменения после попытки самоубийства произошли! А Дрюша, наш принц распрекрасный, садист, он женщин, готовых пособачьи ему служить, носом чует. Думаю, жена его, Наташа, из той же породы, коли не один год с парнем мается. Андрей, конечно, отлично тебя изучил: не полезет Милочка кавалеру глаза выцарапывать! Будет втихаря мучиться, страдать, вообще ниже плинтуса ляжет! И чем хуже ей будет, тем лучше Андрюше.
     Только он во мне ошибся, я изпод его влияния вышла, небось дурная кровь вытекла, поэтому и решила я предостеречь тебя. Знаешь, в жизни все повторяется дважды! В свое время Тата захотела меня предупредить, я не послушала ее и хлебнула по полной программе. Не повторяй чужих ошибок! Пойми, ты живешь с маньяком, готовым ради собственного удовольствия тебя растоптать. Уж не знаю, отчего он такой уродился, может, мстит за детство, проведенное в дерьме, в общем, Фрейд бы разобрался, но ято не психолог!
     Мила молчала, Рита кивнула.
     — Ясно! Не веришь! Твое дело, моя совесть теперь чиста, я попыталась тебя предостеречь, а то, что ты меня не услышала, уже чужая беда. Впрочем, поставь над Ереминым эксперимент, расскажи о моем звонке, только не правду, а то, что он надеется услышать, заплачь, спроси: «Это в самом деле так?»
     Он тебе стопроцентно скажет, что впервые слышит мое имя, дескать, ктото решил ваше счастье порушить. «Не верь, любимая, вокруг слишком много злых людей, им наша любовь поперек горла». Вот услышишь эту фразу и спроси себя: кто же про ваши отношения знает? Где злопыхатели? Небось Андрюшенька тебя ни с кем не знакомил и с твоими подружками встречаться не хотел.
     Мила продолжала хранить молчание.
     — Еще одно, — как ни в чем не бывало продолжила Рита, — у Еремина, прости, конечно, за интимную подробность, прямо под правой ягодицей есть тонкий, еле заметный шрам. Вроде он в детстве задом на стекло сел, не знаю точно. Только отметину, ежели его голым внимательно не изучать, не найти. Видела полоску?
     — Нет, — вымолвила Мила.
     — Так поищи ее, — хмыкнула Маргарита, — ляжет он на живот и заснет, а ты внимательно его огляди и спроси себя: откуда же Риточка про такую детальку знает, если Дрюшечка о Марго никогда не слышал!
     — Но откуда тебе биография Андрея известна? — только и сумела вымолвить Мила. — Про его провинциальное происхождение? Мне он всегда повторял, что родился в Москве, учился здесь, номер школы называл, институт…
     — Комплекс парня из Задрипанска, — фыркнула Рита, — встречаются такие люди, которые в столицу приедут, квартиру купят, а потом соловьем заливаются: «Мы, столичные жители». Это все от ущербности!
     Какая, хрен, разница, где ты родился, хоть в Африке, главное, чтоб человек был нормальный. Впрочем, Андрей в Москве давно, с детства, его дядя усыновил.
     Я особых подробностей не знаю. И тебе про деревенское прошлое Еремина лишь по одной причине сказала: имей в виду, он врун, даже по ерунде обманет. Тебе не все равно, где он родился?
     — Абсолютно, — прошептала Мила.
     — Во, — кивнула Рита, — ты нормальная, а Андрей урод! Помесь павиана с павлином.
     Высказавшись, Рита встала и пошла к двери, Мила осталась сидеть, она пыталась переварить услышанное.
     Вечером Людмила спросила у Андрюши:
     — Кто такая Рита?
     — Рита? — удивленно вскинул брови Еремин.
     — Верно.
     — Рита???
     — Ты впервые услышал это имя?
     — Нет, конечно, просто пытаюсь сообразить, о ком речь, у меня на фирме полно баб, но Маргариты вроде нет. Хотя точно не скажу. Сама понимаешь, я имею дело с десятком бригад, может, среди штукатурщиц и…
     — Не о строителях речь, — перебила Мила, — Рита Копейко, твоя любовница, она мне звонила!
     Андрей, вытаращив глаза, выслушал Милочку, потом нежно обнял девушку и с чувством произнес:
     — Первый раз о такой слышу. Рита Копейко? Запоминающаяся фамилия! Извини, конечно, я здоровый мужик, до тебя не жил монахом, имел нелюбимую жену и порой заводил связи на стороне, но Риты не было никогда, не верь, любимая, вокруг слишком много злых людей, им наша любовь поперек горла.
     Милочка вздрогнула. Именно эту фразу произнесла Маргарита.
     — Ты ревнуешь? — воскликнул Еремин.
     Мила кивнула.
     — Тебе не по себе? — жадно спросил Дрюша.
     — Да.
     — Расстроилась?
     — Очень.
     — Наплюй! Кругом много зависти, — бросился обнимать любовницу Андрей.
     Ночью Милочка решила изучить тело Еремина, зажгла ночник и стала обозревать нижнюю часть его спины. Под ягодицей, именно в том месте, где указывала Рита, был елееле заметный шрам, белая ниточка.
     Увидеть отметину случайно невозможно, ее мог приметить лишь любящий взгляд страстной женщины, которая хотела изучить своего мужчину всего, осмотреть каждый уголок обожаемого тела.
     Но все равно в душе Милы жил зародыш сомнения, вдруг Андрюша случайно переспал с Ритой, для большинства мужчин сексуальные отношения являются чемто вроде глотка воды в момент острой жажды, утолил естественную потребность и спокоен. Неприятно, конечно, осознавать, что дорогой тебе изменил, но, с другой стороны, разве можно считать подобный зигзаг изменой? Любовью тут и не пахнет!
     И Мила решила забыть о Рите. Через месяц Людмила нашла в машине Андрея надушенный носовой платочек, затем ей попалась черная перчатка, потом неизвестно чья губная помада.
     Мила, понимая, что в авто ездят другие женщины, напрямую спросила об этом Андрея, разгорелся скандал, и понеслось. Еремин мгновенно превратился в чудовище, мучившее Милочку, нет смысла пересказывать все, что он проделывал с бедняжкой.
     В конце концов Мила, сообразив, что Рита говорила правду, решила поймать Дрюшу на месте преступления. Она принялась следить за ним и очень скоро обнаружила сразу трех баб: Лену, Иру и Катю. Сжав кулаки, Милочка бросилась к первой.
     Леночка, симпатичная молоденькая дурочка, увидав Людмилу, быстро сказала:
     — Да, спали мы, только неделю, я от него ушла!
     Кто же с туберкулезным жить станет.
     — С каким? — разинула рот Милочка.
     — Легкие у него гнилые, — фыркнула Лена, — ты че, не знала? Так поинтересуйся! Мне не с руки палочки Коха получать, ну его в задницу, забирай инвалида себе. Кругом много здоровых мужиков.
     Мила мгновенно вспомнила слова Риты о том, что Андрей любил устраивать проверки любовницам, прикидываясь смертельно больным, и кинулась к Ире.
     Та тоже сбежала от Еремина.
     — СПИД у него, — шептала Ира, нервно оглядываясь, — я как узнала, чуть не померла со страху. Во, блин, влипла! Он сам не в курсах был! Мы с ним месяц общались, пошел Дрюша анализы сдавать, в бассейн собрался, плавать хотел.
     Приходит из поликлиники весь синий, трясется, бумажку показал и прохрипел:
     — Я, как честный человек, сразу тебя предупреждаю, СПИД у меня! Наверное, стоматолог занес, я зубы недавно лечил.
     Ира понеслась в кабинет анонимного лечения, сдала кровь, увидела слово «не обнаружено» и перевела дух.
     — Я больше с ним не общаюсь, — откровенничала она с Милой, — даже по телефону боюсь, хоть он и пытался со мной говорить. Прямо кажется, сейчас зараза из трубки выскочит! Ты к врачу топай и, если пронесло, забудь о Еремине!
     Милочка, убитая полученной информацией, вышла на улицу. Она очень хорошо знала, что ни туберкулеза, ни СПИДа у Андрея нет, он, если можно так выразиться, патологически здоров.
     Теперь, когда Людмилу мучила ревность, она решила не показывать ее Андрею, но получалось плохо.
     У нее пропал аппетит, сон, каждый раз, когда любимый исчезал на пару дней, перед глазами разворачивались отвратительные картины: два голых тела, сплетенных вместе, Андрей и очередная пассия.
     В конце концов Мила стала срываться, Андрей в ответ устраивал скандал, пару раз он ударил ее. Правда, почти мгновенно Еремин отходил и делался несказанно ласков, покупал презенты, осыпал поцелуями, клялся в вечной любви и.., тут же убегал на балкон, не забыв притворить за собой плотно дверь, вынимал телефон. Милу опять обдавало душем ревности. В общем, ей казалось, что ее швыряет из огня в ледяную воду.
     Через полгода такого счастья Мила превратилась в законченную истеричку, начинавшую рыдать по любому поводу.
     — Может, тебе лечь в клинику неврозов? — заботливо предложил Андрей.
     — Ага, — прищурилась Мила, — собираешься, пока я в психушке лежу, с бабами развлекаться?
     — Ты и впрямь сумасшедшая, — констатировал Дрюша, — фаза обострения маниакальной стадии ревности.
     — Мерзавец! — завизжала Мила и кинулась на него.
     Тот легко отшвырнул Милу, сказав:
     — Хватит, больше не желаю тебя видеть, — и ушел.
     Людмила кинулась в ванную, трясущимися руками схватила бритву, полоснула себя по руке в сгибе локтевого сустава и взвизгнула. Было очень больно.
     Внезапно в голове прояснилось, лезвие упало на пол, Милочка тупо уставилась на бритву. Как ей сказала Рита? «В жизни все повторяется дважды»?
     Пошатываясь, Мила добралась до комнаты, вытащила блокнот, куда Рита вписала свой телефон, и соединилась с Копейко. Милочка слабая, безвольная, Андрей станет измываться над ней бесконечно, а Маргарита сумела обрести силу. Сейчас Мила попросит у Риточки прощения и скажет: «Помоги! Дай мне совет, как навсегда избавиться от Еремина?»
     В ухо летели длинные гудки, Миле делалось все хуже и хуже, но в конце концов, когда она уже готова была повесить трубку, из нее донеслось сонное:
     — Алло!
     — Рита, — обрадовалась Мила, — слава богу, ты дома.
     — Вам Копейко?
     — Да, да.
     — Она съехала, — равнодушно ответил голос, — еще зимой.
     — Не может быть, — прошептала Мила.
     — Запросто, — без особых эмоций отозвался незнакомый человек, — чего удивительного?
     — Куда подевалась Рита? — почти теряя сознание, спросила Милочка.
     — Понятия не имею, не звоните больше, я просто купил квартиру, — равнодушно ответил собеседник.
     
Глава 13
     
     Несколько мгновений мы сидели молча, потом Мила прошептала:
     — Когда ты позвонила, я решила, что Дрюша новое издевательство придумал: объявляет себя мертвым, чтобы посмотреть, как любимая прореагирует. Подослал ко мне свою новую бабу!
     По щекам Милы горохом покатились слезы, я протянула ей взятую со стола бумажную салфетку и с жаром воскликнула:
     — Никогда не имела никаких дел с Ереминым!
     И потом, я замужем.
     — Можно подумать, что наличие законного супруга способно остановить ту, которая решила погулять, — глухо пробормотала Мила.
     — Меня да. Зачем жить с мужчиной и изменять ему? Честнее просто развестись.
     — Ага, — протянула Мила, — бывает так, что все в мужчине хорошо, только в кровати он пшик, тогда как?
     — Не знаю, — честно призналась я.
     — Вот и не осуждай других, — зло воскликнула Милочка.
     По ее лицу разлилось большое красное пятно.
     — Тебе плохо? — воскликнула я.
     — Кстати, — прищурилась Мила, — если, как ты утверждаешь, никогда не имела дел с Дрюшей, то почему оказалась с ним в «Лотарингии», а? Чего поволоклась в трактир?
     Кожа на лице Милы стала принимать синеватый оттенок, я невольно покачала головой. В конце концов, кто виноват, что Андрей измывался над любовницей? Да только она сама! Разве женщину приковали к парню железной цепью? Или ей поставили условие, заявили: живешь с Ереминым, иначе смерть? Нет, конечно, Мила могла в любой момент отключить телефон, запереть квартиру и не открывать любовнику, думаю, тот бы не стал ломать дверь. В конце концов, можно уехать из Москвы или снять себе временно жилье в другом районе столицы, есть масса способов избежать нежелательного общения, но Мила предпочла сидеть сложа руки и мучиться. Ей просто нравится роль рабыни.
     — В «Лотарингию» меня привела необходимость сказать Еремину о смерти Наташи, — сурово ответила я.
     Мила вцепилась пальцами в край стола.
     — Кого? Еще одна любовница? Она покончила с собой?
     — Нет, умерла законная жена Андрея, Наташа.
     — Врешь!
     Я поморщилась, но не стала сейчас обращать внимание на ее грубость.
     — Наташа скончалась в больнице. Вчера вечером у нее внезапно заболел живот, вроде спазм или колика.
     — Откуда знаешь?
     — Ей стало плохо при мне, я отвезла бедняжку в клинику, а сегодня оттуда позвонили с просьбой забрать тело, — я стала вводить в курс дела Милу, — ну я и нашла Андрея. Не успели мы сесть за стол, как…
     — Почему ты мне сразу не сообщила о смерти Наташи? — нервно перебила меня Мила.
     — Я пыталась пару раз, но ты меня затыкала, требовала сидеть молча. Кстати, Андрею я так и не успела ничего сообщить, он съел пару кусков мяса и упал лицом в тарелку. Ну дальнейшее, про телефон, ты уже знаешь.
     Мила прикусила нижнюю губу, потом схватила со стола салфетку, нервно разорвала ее на мелкие кусочки и вдруг заявила:
     — Странно получается! Сначала на твоих глазах умирает Наташа…
     — Нет, она скончалась в больнице.
     — Неважно, плохо ей стало при тебе?
     — Да, — кивнула я.
     — Вот видишь! — с азартом воскликнула Мила. — А потом, снова в твоем присутствии, погибает Дрюша.
     — Действительно, — пробормотала я.
     — Просто детектив какойто, — зашипела Мила.
     — Детектив? — насторожилась я.
     Людмила встала, налила себе чашку кофе, забыв предложить его мне, села на стул и вдруг сказала:
     — Обожаю криминальные романы, прочитала всю Смолякову, здорово пишет, не то что другие, понимаю, конечно, в них сплошная ложь, но держит. А ты как относишься к подобным книгам?
     Удивленная сменой темы разговора, я откровенно ответила:
     — Тоже отдыхаю со Смоляковой и должна отметить: при всей простоте ее сюжетов каждая повесть цепляет, невозможно бросить, пока не узнаешь, кто убил, только при чем тут Смолякова?
     Милочка осторожно помешала ложечкой кофе, облизала ее и улыбнулась:
     — Видишь, я спокойна!
     — И что?
     — Я спокойна?!
     — Ну.., да.
     — Более того, — продолжала криво улыбаться Мила, — я очень рада смерти Дрюши, он меня освободил, теперь заживу счастливо, сама себе хозяйка.
     — Извини, пока я плохо понимаю, куда ты клонишь?
     Людмила внезапно швырнула на пол чашку, я вздрогнула, темнокоричневая лужица стала быстро разливаться по светлобежевой плитке, мелкие осколки фарфора с легким треньканьем разлетелись по разным углам уютной, вылизанной до блеска кухоньки.
     — А к тому, — заорала хозяйка, вновь становясь жертвой красного пятна, — а к тому… В общем, передай Андрею: пусть в другой раз для написания сценария наймет Смолякову, нечего жадничать, она бы ему хорошую историю закрутила, у самого вышло плохо!
     Мне понятен его замысел! Приходит любовница, врет с три короба, я сначала в шоке, затем в обмороке, а потом Дрюша сам заявляется! Пшла вон, гадина!
     С этими словами Мила стала кашлять, потом упала головой на стол и закатилась в истерических рыданиях. Я попыталась привести ее в чувство, но чем больше бормотала всякие слова, типа: «Ну, ну, милая, успокойся, выпей воды», — тем громче рыдала Милочка.
     В конце концов, поняв, что у хозяйки началась нешуточная истерика, я схватила стакан, наполнила его холодной водой изпод крана и вылила Миле за шиворот.
     — Bay, — взвизгнула та, — охренела, да?
     — Нет, просто хотела прекратить твое кваканье, — зло сказала я, — ты сама себя заводишь. Ладно, прощай, больше нам говорить не о чем. Андрей мертв, Наташа тоже, разбирайся в ситуации сама, мне пора!
     Чувствуя себя побитой собакой, я встала и пошла к двери.
     — Не верю тебе, — завопила вслед Мила, — все ты врешь!
     Я молча шла к выходу, хозяйка полетела за мной, выкрикивая на ходу:
     — Брехалово! Гонялово! Он новую феньку придумал! Другим бабам про болезни врал, а мне про смерть придумал! Классно вышло! Была бы Смоляковой, написала бы книгу!
     Я, пытаясь открыть замок, замерла, потом спросила:
     — Какую?
     Мила скорчила рожу и издевательским тоном протянула:
     — Сюжет для чудного романа! Некая дамочка подбирает на улице женщину, та умирает, а следом погибает и ее муж! Загадочно! Кто убивает обоих? При чем тут дамочка? Суперсериал, «Москва ментовская» отдыхает! Ну, чего остановилась? Обломалось вам? Не такая я дура оказалась, разобралась в придуманной тобой и Дрюшей истории! Решил меня помучить? Имей в виду, это он сейчас с тобой ласковый. Знаю, знаю, что сказал. «Милая, не могу избавиться от сучки, давай расскажем ей чудесную басенку, ты только помоги мне, и заживем счастливо». Но не верь ему, не найдешь счастья. Да уж, все точно по одному кругу ходит:
     Тата предупредила Риту, та меня, я — тебя. Уноси ноги, дура, иначе изжует тебя Андрей и выплюнет. Да, кстати, передай Дрюше: Милочка абсолютно не расстроилась. Услышала про его «кончину» в «Лотарингии» и воскликнула: «Слава богу!»
     — Андрей умер, — безнадежно сказала я, — не веришь, позвони в ресторан, узнай номер отделения милиции и обратись туда!
     Мила вздернула брови.
     — А может, я ошибаюсь? Ты Наташа? Жена Дрюши? Воспользовалась тем, что мы никогда не виделись, и теперь ломаешь комедию? Вместе решили цирк устроить?
     — Наташа умерла.
     — Ага, почти при тебе?
     — Да.
     — И Андрюша тоже?
     — Понимаю, что звучит странно, но это так!
     Милочка рывком распахнула дверь и неожиданно сильно пнула меня в спину. Я, не ожидая нападения, покачнулась, чтобы удержаться, сделала шаг вперед и оказалась на лестничной клетке. Последовал еще пинок. Я не сумела удержать равновесия и брякнулась на четвереньки.
     — Вы с Андреем начинайте писать криминальные романы, — прошипела Мила, — опыт уже имеете, классно получится, Смолякова удавится от зависти.
     Дверь хлопнула о косяк, я попыталась встать и свалилась на бок.
     «Пишите детективный роман». Действительно, более чем странная ситуация: сначала погибает Наташа, потом Андрей, и я оказываюсь в центре событий. Как всегда, влипла в идиотскую историю? И случайно оказалась участницей кемто задуманной акции?
     Дррр, — заверещал мобильный, я коекак изловчилась, вытащила трубку и тихо сказала:
     — Да.
     — Звезда моя. — прожурчал Федор, — ты где?
     Сообщать правду в данной ситуации мне показалось глупо, не говорить же: «Лежу на грязной лестнице, возле квартиры, откуда меня только что вышибли коленом под зад».
     — Сижу за письменным столом, скоро сдавать книгу" — стараясь сохранить спокойный тон, сообщила я.
     — А почему к домашнему телефону не подходишь?
     — Отключила его, работать мешает!
     — Правильно, звезда моя. Долго тебя сейчас не задержу, слушай внимательно. Послезавтра, в полдень, на «Шарашкинфильме» кастинг.
     — Что?
     — Будешь выбирать актеров на главные роли! Подготовься заранее.
     — Я?
     — Ты, звезда моя, по условиям контракта, ваше слово, великая наша, является последним. Веди себя прилично, сам приехать проконтролировать процесс не смогу. Усекла?
     — Да.
     — И еще, — неожиданно сурово и без всякого ерничанья сказал начальник пиаротдела, — сериал — это очень и очень серьезно. После его выхода на экран ты моментально переместишься на верхние позиции рейтингов, возрастут и прибыли издательства, и, естественно, твои гонорары. Ясное дело, появление у «Марко» нового, толового автора не обрадует наших заклятых друзей из «Ореона» и «Реки». Кстати, «Река» пыталась всучить Голубеву свою авторшу, Кирюшкину, только Анатолий не пожелал с нею связываться, компранэ?
     — Наин, — честно ответила я.
     Федор присвистнул.
     — Голубев мальчик откровенный, он в «Реке» на встрече так высказался: «Вы, ребята, с дерьмом не лезьте. Стану снимать Виолову, вашей Кирюшкиной контракт на сериал светит лишь в том случае, если автор „Марко“ заартачится или с ним чего случится».
     Въехала в проблему?
     — Нет, не понимаю, о чем речь.
     — О деньгах, звезда моя, о проклятом золотом металле, о котором человечество, с одной стороны, говорит с презрением, а с другой — просто умирает от желания иметь его побольше. «Река» хотела заработать на Кирюшкиной, но им обломалось, теперь мы на Виоловой тугрики огребем. Аморе мио, просветлело в твоих мозгульках?
     Я встала, отряхнулась и сердито сказала:
     — Говори прямо, без ужимок.
     — Лады, беседую, как с олигофреном. Чтобы Кирюшкина получила контракт с «Шарашкинфильмом», надо убрать тебя. Будь осторожна, возможна любая провокация, от ерундовой до самой нехорошей.
     — Какой? — испугалась я.
     — Ну.., не знаю.., навряд ли, конечно, тебя убивать станут, — деловито сообщил Федор, — не девяносто первый год, вот в те времена не дал бы я за твою жизнь в подобной ситуации и копейки. Но сейчас мы стали цивилизованными, интеллигентными. Устроят скандал, изучат твои привычки, узнают, что мадам Тараканова вечно без мыла во всякие места влезает, ну и подставят дуру, подбросят ей труп молодого парня, а потом вой поднимут, прямо вижу заголовки желтых газет: «Детективщица Виолова решила на практике изучить криминальный мир. Арина прирезала своего юного любовника».
     — Это невозможно, — возмутилась я, — имею мужа!
     Федор заухал, словно наевшаяся мышами сова.
     — Это ты потом объяснять будешь, ясное дело, отмажут тебя, только «Шарашкинфильм» не станет ждать, пока «Марко» дело замнет. Ежели полагаешь, что Голубев тебя у ворот Бутырки с букетом встретит, то ошибаешься, продюсеру надо бабло крутить, контракт получит Кирюшкина.
     — Из Бутырки меня точно не встретят, — пробормотала я, — женщин теперь там не содержат, для них построен новый СИЗО, относительно комфортный.
     — Хватит занудничать, звезда моя, — рыкнул Федор, — имей в виду, сиди тихо, веди буржуазный образ жизни, без экстрима, возможны любые провокации.
     Кстати, с завтрашнего дня у тебя будет охранник.
     — Зачем? — вздрогнула я.
     — Затем, что надо, — донеслось из трубки, и потом полетели гудки. Федор не утруждает себя особой вежливостью, он редко говорит собеседнику «до свидания».
     Слегка ошарашенная разговором, я, проигнорировав лифт, пошла вниз по лестнице, на втором этаже ноги вдруг перестали меня слушаться. Провокация!
     Вот оно что! Конкуренты из издательства «Река» уже взялись за дело, меня явно втягивают в нехорошую историю. Смерть Наташи, кончина Андрея, оба раза я оказывалась причастной к неприятным событиям.
     Постояв в раздумье несколько мгновений, я понеслась вниз, перепрыгивая сразу через три ступеньки.
     Ну, «Река», погоди, не на такую напали. Теперь я хорошо понимаю замысел враждебно настроенных издателей и знаю цель негодяев. Так, для начала следует выяснить, правда ли умерли Наташа и Андрей. Ну какие у меня есть доказательства их кончины? Наташу вчера привезла в клинику живой, у нее сильно болел живот, я оставила женщину в приемном покое. Мертвого тела не видела, получила только известие по телефону, сначала побеседовала с неким доктором, а потом посыпались звонки от психопатической бабы, требовавшей немедленно приехать за трупом Однако очень странно, разве так похамски разговаривают с родственниками? По какой причине меня упорно зазывали в больницу, какую там приготовили мне бяку?
     А ситуация с Андреем? Ладно, он потерял сознание на моих глазах, но ведь опять я не могу быть твердо уверена в его смерти. Еремина унесли, затем появилась милиция. Служителей правопорядка вызывала не я. Что, если я стала участницей широкомасштабной операции под названием «Загоняй писательницу Виолову в угол»?
     Спокойно, Вилка, главное, не нервничай, возьми себя в руки и попытайся рассуждать логично. Сейчас поезжай домой, выпей чаю, да, кстати, не забудь по дороге купить продуктов, потом почитай новенький роман Смоляковой, выспись, а с утра начинай действовать, отправляйся в больницу, поговори с врачами, правда непременно вылезет наружу, может, бедная Наташа и впрямь скончалась, а может, и нет. Или ее убили?
     По моей спине пробежал озноб, я вздрогнула и ринулась на улицу.
     
Глава 14
     
     Нагрузившись в супермаркете пакетами, я елееле впихнулась в родной лифт. На душе скребли кошки, особенно меня тревожило то, что я никак не могу услышать вестей от Олега. Пусть он потерял мобильный, но почему не пытается соединиться со мной сам? Хотя небось занят работой по горло. Зная Куприна, я не удивлюсь, если он забыл про меня, погрузившись в дела. Ладно, не стану беспокоиться о муже, потому что очень хорошо усвоила простую истину: у дурных вестей быстрые ноги. Случись во Владивостоке с московским гостем неприятность, мне мигом сообщили бы о ней, а раз никаких тревожных курьеров нет, то и дергаться не надо. Вот вернется Олег, устрою ему проработку и тем удовлетворюсь.
     Слегка заглушив тревогу, я дотащилась до квартиры, немедленно плюхнула полиэтиленовые торбы на пол и начала рыться в сумке в поисках ключей.
     — Здрассти, — прошелестело сзади, — тетя Виолина…
     — Кто тут? — заорала я, роняя связку. — Стоять на месте, стрелять стану! Думаете, «Марко» отпустило меня безоружной?
     Я повернулась, глаза наткнулись на тщедушную маленькую фигурку в грязном, некогда белом платье.
     На площадке, вжавшись в стену, стояла Олечка.
     — Детка! — всплеснула я руками. — Это ты? Где была? Как узнала мой адрес? За тобой гнался Абдулла!
     Счастье просто, что не поймал! Входи скорей.
     Оля подхватила стоявшие у двери пакеты.
     — Оставь, — велела я, — сама донесу.
     — Вам тяжело.
     — Ерунда, ты еще маленькая.
     — Не, нормально.
     Борясь за право переть на кухню продукты, мы прошествовали по коридору, потом я усадила Олечку на диванчик и стала расспрашивать. Она старательно рассказала о своих приключениях.
     Оставшись в «Марко» одна, Оля пошла в столовую и там от души поела, затем поднялась, как ей было велено, на шестой этаж и села в холле в кресло.
     — Господи, я сказала же идти на пятый! — воскликнула я.
     — Угу, — кивнула Оля, — я перепутала, теперьто разобралась.
     Девчушка мирно проводила время, сначала она просто тосковала, потом к ней подошла маленькая симпатичная женщина и спросила:
     — Ты ждешь когото?
     — Меня привела писательница Арина Виолова, — испуганно ответила Олечка, — не ругайтесь, пожалуйста, она велела ее тут ждать.
     — И в мыслях не было тебя корить, — улыбнулась женщина, — меня зовут Галя, я работаю в пиаротделе. Просто подумала: сидит девочка одна, скучает. Хочешь, дам книжек почитать?
     — Спасибо! — обрадовалась Олечка.
     Приветливая Галя вмиг принесла стопку изданий, Ольга выбрала обожаемые сказки и углубилась в текст.
     Истории оказались настолько захватывающими, что она забыла о времени. Пару раз к ней, правда, подходили разные люди и спрашивали:
     — Ждешь кого?
     — Писательницу Арину Виолову, — отзывалась Олечка, — она приказала: отсюда ни шагу.
     Сотрудники «Марко» кивали, улыбались и уходили. Затем девочку перестали тревожить, и она совершенно спокойно наслаждалась сказками. На самой интересной странице ее тронул за плечо мужчина в черной форме.
     — Что тут делаешь? — вежливо, но сухо поинтересовался он.
     — Жду писательницу Арину Виолову, — привычно сообщила Олечка и собралась продолжить чтение, но дядька не отстал.
     — Время позднее, издательство прекратило работу, твоя Виолова давно уехала.
     Ольга растерялась.
     — Дяденька, вы шутите?
     — Нет, — сурово заявил охранник, — посмотри, все кабинеты заперты.
     — Но мне велено было подняться на шестой этаж.
     — Странно, — нахмурился секьюрити, — вообщето писателям тут делать нечего, здесь технические службы, авторы выше пятого этажа не ходят.
     — Ой! — воскликнула девочка. — Точно! Она именно про пятый говорила! Я перепутала! Чего делатьто?
     — Пошли со мной, — велел охранник, — разберемся.
     Вскоре Олечка оказалась одна на первом этаже, точьвточь в таком же холле, как на шестом, потом появился секьюрити и сообщил:
     — Виолова тут по двору бегала, тебя искала, ей сказали, что ты курить пошла!
     — Я еще маленькая и не употребляю сигареты, — Испугалась Ольга.
     Мужчина крякнул и начал терзать телефон, через полчаса он заявил:
     — Нет Виоловой дома, или трубку снимать не хочет. Сама до нее на метро добраться сумеешь?
     — Я адреса не знаю, — прошептала Оля.
     — А ты ей кто? — насторожился охранник.
     — Дальняя родственница, — слегка приврала Олечка — из другого города. Виолова сказала: «Сначала в издательство по делам скатаем, потом домой».
     — Ох уж эти бабы, безголовые чудилы, — забубнил охранник, — нет бы по этажам пробежаться, а она по двору носилась. Погоди, найду ее адрес.
     Очень скоро Ольга стала обладательницей бумажки с моими координатами, охранник подробно растолковал, каким образом следует добраться до нужной улицы. Оля поблагодарила его и отправилась в путь.
     До метро девочка дошла быстро, а вот в подземке запуталась. В Москве оказалось две «Белорусских», Олечка вышла на кольцевой, она не нашла пересадку на радиальную станцию с тем же названием и, оказавшись на шумной площади, принялась растерянно спрашивать у прохожих:
     — Где тут ГорьковскоЗамоскворецкая линия?
     Но москвичей на дороге не оказалось, спрошенные вздергивали брови.
     — Шо? Якая такая линия? Мы не местные, — чаще всего слышала в ответ Олечка.
     В конце концов девочка устала и вошла в здание вокзала, устроилась в кресле и.., заснула. Одетая в белое платьице, носочки и сандалии, Оля не походила на бродяжку. Патруль, регулярно дефилирующий по помещению, посчитал, что она пассажирка, едет кудато с родителями, и не проявил к ней интереса. Девочка мирно прокемарила до десяти утра, потом очнулась, коекак привела себя в порядок и отправилась на поиски загадочной линии.
     В конце концов приключение завершилось успешно, Оля добралась до моей квартиры, но на ее звонки никто не отзывался. Девочка, решив, что я ушла по своим делам, мирно села на подоконник, решив спокойно ждать.
     Узнав о приключениях подростка, я покачала головой.
     — Понимаешь, я разбила телефонную трубку от злости на одного очень глупого мужчину по имени Коля, вот почему сотрудник службы безопасности «Марко» до меня не дозвонился. Наверное, он набирал домашний номер. Уж извини, что так вышло, просто ерунда! Мне парковщик сказал: ты удрала через дырку в заборе, отправилась покурить…
     — Я даже не прикасаюсь к сигаретам, — воскликнула Оля, — ейбогу!
     — Знаешь, — протянула я, — когда я вышла от Федора, увидела тебя в кресле с книжкой. Вернее, подумала, что ты, а на самом деле это просто оказалась девочка, очень похожая на тебя, в белом платье, наверное, она пошла смолить сигарету, это ее видел парковщик!
     Бедная ты моя. Вокзал опасное место для школьницы!
     — Ничего же не случилось, — тихо сказала Олечка, — вы меня не выгоните? Честное слово, мне идти некуда!
     Я обняла худенькие плечи ребенка, жалость охватила меня, девочка такая маленькая, тощенькая.
     — Нет, конечно, останешься пока у нас. Скоро вернется мой муж, он ми…
     Остаток фразы замер в горле, наверное, не стоит пугать Ольгу рассказом о месте работы Олега.
     — ..милый добрый человек с большими связями, — закончила я. — Кстати, дочь моей подруги Томочки, Кристина, тоже наполовину сирота, и оказалась она в нашем доме совершенно случайно, почти так же, как ты. Какнибудь расскажу тебе ее историю 3.
     Я к чему вспомнила — не ты первая попадаешь в беду, любые испытания можно преодолеть.
     Оля наклонила голову, шмыгнула носом и тихо забормотала:
     — Дай вам бог здоровья, тетя Виолина, счастья и денег!
     — Для начала давай перейдем на «ты».
     — Хорошо.
     — И я не «тетя Виолина», а просто Виола или Вилка, называй, как тебе удобней.
     В глазах Ольги запрыгали бесенята.
     — Вилка прикольней.
     — Значит, решено, безо всяких «теть». Ты, наверное, устала, хочешь есть и спать?
     — Вы обо мне не беспокойтесь, — рассудительно ответила Оля. — Устроюсь, где прикажете, тут, у плиты, на полу могу. Есть мне не надо, я мало кушаю, кусочка хлеба на ночь хватит, только не выгоняйте. Не думайте, я не стану на вашей шее сидеть, отработаю за жилье, квартирку помою, кастрюли начищу, постираю, поглажу, я все умею, все могу! Мне бы только паспорт получить. Живо на работу пристроюсь, на стройку, обед варить.
     — Это неперспективно, надо учиться. И потом, мы договорились перейти на «ты».
     — Оно понятно, так ведь и жить гдето надо, и одеваться, и продукты покупать! Зарплата требуется, за так ничего не дадут, — покрестьянски деловито рассуждала девочка.
     — Иди в ванную, — я решила прекратить разговор, — вымойся как следует, поешь — и в кровать.
     Спать и жить будешь в угловой комнате, она у нас гостевой считается.
     — Вилка! Я отработаю, — захлюпала носом Оля, — не сомневайся, не лентяйку пустила.
     — Ничего не надо.
     — Нет, — уперлась Оля, — завтра же полы помою.
     Мне стало бесконечно жаль Олечку, бедная девочка не способна понять, что на свете встречаются люди, которые делают добро просто так. И потом, я слишком хорошо помню свое неприкаянное детство, знаю, каково это, ощущать себя никому не нужной, пригретой из милости.
     — Иди мойся! — рявкнула я.
     — Ой, не сердись, — воскликнула Оля и мухой полетела в ванную.
     Пока девочка приводила себя в порядок, я живо пожарила омлет, раскрыла коробочку мармелада в шоколаде и включила телевизор.
     Оля вышла из ванной, закутавшись в полотенце, она лениво потыкала вилкой во взбитые яйца, с трудом проглотила пару кусочков, отказалась от конфет и прошептала:
     — Я очень устала.
     Я отвела ребенка в комнату, уложила в кровать, погладила по голове, подоткнула со всех сторон одеяло и сказала:
     — Спи, все несчастья остались в прошлом. Знаешь, у судьбы для каждого человека припасено два мешка, в одном счастье, в другом горе. Обычно богиня судьбы черпает по очереди то из одного, то из другого. Но иногда бывает, что мешковина рвется и тогда все содержимое высыпается разом. В твоем случае беды вывалились дождем, они попросту теперь иссякли, впереди тебя ждут только радость и счастье.
     — Хорошо, кабы так, — сонно пробормотала Олечка и мирно засопела.
     Я пошла к двери, но потом ктото невидимый ткнул меня между лопаток, я повернулась. Олечка лежала на боку. Одна ее ручонка свесилась изпод одеяла. Маленькая кисть, белая, с длинными «музыкальными» пальчиками, под кожей видны слегка вздувшиеся вены. На секунду я замерла: чтото не так! Что? А? Но тут же к горлу подкатил комок, и я поняла, что через секунду истерически разрыдаюсь от жалости к Олечке и невесть откуда налетевшей тоски.
     Утром я вскочила ровно в восемь и, написав: «Жди меня спокойно, не скучай, я постараюсь побыстрей вернуться», вышла из квартиры. Дверь следовало тщательно запереть снаружи на два замка. Я раскрыла сумку, вытащила связку…
     — Доброе утро, Арина Лебединовна! — гаркнули над ухом. Ключи брякнулись на пол.
     — Кто тут? — подпрыгнула я.
     — Дык., это самое .. Макс.
     Я осторожно повернула голову, около стены возвышалась гора мышц, втиснутая в черный костюм и белую рубашку, могучую шею объемом больше моей талии украшала узкая полоска ткани с кривым узлом. От мужчины несло одеколоном. У меня защипало в носу, назойливый удушливый аромат вползал в легкие и, похоже, собрался там остаться навечно.
     — Разве вас не предупредили? — загудел Макс. — Из «Марко» не звонили? Вот козлы! Охранник я ваш!
     Таперича всегда рядом буду, только свистните, сразу на помощь брошусь.
     Я перевела дух.
     — Федор, начальник пиаротдела, обронил фразу о секьюрити, но я думала, он не всерьез.
     — Какие уж тут шутки, — вздохнул Макс.
     — Ладно, — кивнула я и снова распахнула дверь, — идите в квартиру, садитесь и ждите, пейте чай, кофе, смотрите телик, вернусь не знаю когда!
     Секьюрити вытаращил глаза, потом пробормотал:
     — Вы чегойто не врубились. Теперь я везде с вами хожу.
     — Как это везде? — насторожилась я. — Вы не квартиру стеречь собрались?
     — Нет, конечно, ваше тело, — пояснил Макс, — будем постоянно находиться рядом. Куда иголка, туда и нитка.
     Слегка обескураженная, я кивнула и вызвала лифт.
     Не успела кабина приехать на этаж, как Макс ринулся к ней.
     — Нукось, — приказал он, — в сторону отошли.
     — Зачем? — изумилась я. — Хочу к машине спуститься.
     — Хочуха у вас больше не живет, — гаркнул Макс, — в целях безопасности теперь всегда будете слушаться меня. Сначала я проверю кабину, потом по моему приказу вы вперед шагнете. Лады?
     Я кивнула, ситуация начала мне казаться все менее и менее приятной.
     С тихим шуршанием подъемник раздвинул створки, Макс, сделав зверское лицо, уставился в узкое пространство, я хихикнула. Из недр лифта выпал точьвточь такой же парень, как, к моему несчастью, нанятый бодигард: шкафоподобная личность, упакованная в темный пиджак, брюки и белую рубашку. Провожаемый недобрым взглядом Макса, незнакомец подошел к моей двери и начал растерянно топтаться около нее, поглядывая на часы.
     — Эй, — рявкнул Макс, — чего тут маячишь?
     — Надо, — прогудел дядька.
     — Не фиг у чужой двери стоять.
     — Тебя не спросил.
     — Слышь, уходи.
     — Отвали.
     — Ща мало не покажется, — пригрозил Макс парню чемоданообразным кулаком.
     Но незнакомец не потерял присутствия духа, он показал в ответ пудовый «камень», состоявший из крепко сжатых пальцев, и достаточно мирно сообщил:
     — Не вяжись, хуже будет.
     Макс распахнул полу пиджака, на свет выглянула висевшая на брючном ремне желтая кобура, из которой торчала черная ручка пистолета.
     — Видал? Шагай отсюдова.
     Собеседник сделал тот же маневр со своей одеждой, и я увидела не только оружие, но и ножны с кинжалом.
     — Нашел чем хвастаться, — хмыкнул он, — сказано, не приставай, на работе я.
     — Я тоже, — пояснил Макс. — И обязан следить за безопасностью вверенного мне тела.
     Я хотела было возмутиться и объяснить дуболому, что телом я стану после кончины, а пока являюсь вполне живой женщиной, но тут у меня затрезвонил мобильный.
     — Не брать, — взвизгнул Макс, судорожно вертя головой, — заминировано!
     — Что? — подскочила я.
     — То, которое звенит: сейчас террористы взрывчатку в сотовые закладывают! Бросай аппарат, ложись на пол, руки на голову, ногами в сторону взрыва!
     — Это мой личный телефон, — прошипела я, — его никто, кроме меня, не брал. Алло! Слушаю.
     — Ариночка, солнышко, — защебетал Голубев, — вчерашний идиотский случай с твоей машиной меня так напугал! Страшно представить, какое количество неадекватных людей бродит по городу. Шлепает псих по улицам, а навстречу наша любимая писательница, ужас! В общем, приставил я к тебе охрану. Выгляни за дверь, там Юрик должен стоять. Конечно, он идиот, ничего, кроме Смоляковой, не читает и слово «корова» правильно написать не сумеет, но, с другой стороны, зачем тебе охранникКонфуций? Юрик надежен, как скала, с ним я за тебя спокоен, и не возражай, золотце, не рви душу бедному продюсеру, брильянтовая наша! Главное — твоя безопасность.
     Справившись с приступом злобы, я вклинилась между двумя здоровенными парнями, явно намеренными разобраться друг с другом, и рявкнула:
     — Ты Юрик?
     — Верно, — осторожно ответила личность с кинжалом.
     — А я Виола Тараканова.
     — И че?
     — Ты являешься моим охранником!
     — Не, я работаю с Ариной Виоловой.
     — Это я.
     — Не, так не бывает.
     — Как?
     — Меня не обманете! Только что сами сказали: зовут Виолеттой Пауковой, а я к Арине Виоловой приставлен.
     — Не Виолетта Паукова, а Виола Тараканова!
     — И че? Мне по фигу, как вас звать! Мое тело Арина Виолова.
     — Тело Арины Виоловой принадлежит мне, — фыркнула я, — оно никак твоим быть не может.
     Юрик заморгал, потом в его пустых глазах зажегся задорный огонь понимания.
     — Типа, ты тоже охранница? Голубев наказал к Виоловой еще и бабу пристроить? Модно теперь, если женщина в секьюрити ходит, только какой от вас прок? Да и не положено в паре с чужой работать.
     — Арина Виолова — это я!!! Сама! Лично!
     — А Виолина Комарова кто?
     — Виола Тараканова!!! Тоже я! Меня зовут и так, и так!
     Юрик повертел пальцем у виска.
     — Совсем того, да? Из дурки удрапала?
     Я схватила телефон.
     — Аллоу, — пропел Голубев.
     — Объясните своему Юрику про псевдоним, — заорала я и сунула в лопатообразную ладонь охранника свой мобильный.
     — Ага, угу, эге, огого! Ааа! Ооо! — начал издавать на разные лады Юрик. — Извиняйте, не хотел обидеть!
     Последняя фраза была сказана в мой адрес.
     — Ничего, — кивнула я, — главное, разобрались.
     Юрик, ступай в квартиру, пей чай, кофе, мне пора.
     — Не, мне ведено с вами ходить.
     — Спасибо, не надо.
     — Не.
     — Видишь Макса?
     — Этого?
     — Да.
     — И че?
     — Он со мной пойдет, а ты дома сиди.
     — Не, ведено с вами ходить.
     — Макс охранник от издательства.
     — И че?
     — А ты дома сиди.
     — Не, ведено с вами ходить.
     — Зачем мне два бодигарда?
     — Не, ведено с вами ходить.
     К голове начала подбираться мигрень. Поняв, что Юрик упертый, как баран, я повернулась к Максу.
     — Дружочек, я отправляюсь с Юрой, а ты дома сиди.
     — Не, ведено с вами ходить, — заявил секьюрити «Марко», — приказ имею от начальства.
     — И я имею приказ от начальства, — ожил Юрик.
     — Но лично я велю вам остаться дома!
     — А вы нам не указ, — хором ответили «шкафы», — вы наше тело. Что хотите делайте, мы с вами, будем охранять от неприятностей.
     Я глубоко вздохнула, до сих пор никто особо не обращал внимания на Виолу Тараканову. Писательница Арина Виолова иногда мелькает на телеэкране, но перед передачей меня гримируют, причесывают, в общем, делают практически неузнаваемой. В обыденной жизни я слегка растрепанная худенькая блондинка, а из телевизора глядит довольно упитанная шатенка.
     Отчего камера так радикально меняет мой образ, объяснить не могу, но человек, общавшийся с Ариной Виоловой посредством телика, ни за какие коврижки не сообразит, что писательница и бегущая сейчас по улице Виола Тараканова — одно лицо.
     — Ладно, — вздохнула я, — пошли!
     — Есть, Виолетта Леопардовна, — гаркнул Макс.
     — Так точно, Виолисса Ламинарьевна, — заорал Юрик, — отойдите в сторону, лифт проверю.
     — Кабину осматриваю я, — обиженно протянул Макс.
     — Нет я, — подетски надулся Юрик.
     — Мальчики, — миролюбиво заулыбалась я, — не спорим по пустякам, нука, помирились сейчас же и вместе, дружно изучили лифт на предмет нахождения колющережущих предметов особой опасности для человеческого организма, а также взрывчатоотравляющих веществ широкого радиуса действия вкупе с людьми, желающими нанести стойкий ущерб здоровью госпожи ТаракановойВиоловой.
     Как супруга милиционера я вполне способна изъясняться на ментовском «суахили», обычному человеку, никогда не писавшему и не читавшему протоколы, трудно сообразить, что такое «заднепередняя поверхность шеи», мне же сразу понятно, о какой части тела идет речь.
     Юрик и Макс, услыхав милые им загогулистые обороты, с удвоенным рвением кинулись к лифту и сшиблись лбами. Глядя, как бойкие охранники потирают пострадавшие места, я призадумалась. Конечно, спасибо «Марко» и «Шарашкинфильму» за заботу, только в мои планы не входит таскаться по городу с двумя здоровенными, тупыми детинами. Необходимо как можно быстрее узнать, что случилось с Наташей и Андреем, а каким образом я смогу вести расследование, имея за спиной двух сопящих от напряжения кабанчиков? Нет, надо немедленно избавиться от докучливых бодигардов.
     — Пожалуйста, Вендетта Лаписовна, — гаркнул Макс, — все чисто.
     — Ступайте спокойно, Арианна Волковна, — добавил Юрик, — я завсегда аккуратно обстановку изучаю.
     — Спасибо, мальчики, — прочирикала я и, натянув на лицо выражение настоящей блондинки, впорхнула в лифт.
     
Глава 15
     
     Выйдя из подъезда, я решительно двинулась в сторону метро. Юрик обогнал меня и пошел впереди, размахивая окорокообразными руками.
     — Посторонитесь, граждане, — гудел он, — левей примите.
     Макс закрывал тыл, он был весьма груб.
     — Куда прешь, придурок, — злился охранник «Марко», — не видишь, женщина идет, вали вправо, там и шкандыбай.
     Вокруг меня образовалась пустота, а граждане начали улыбаться и хихикать.
     — Ваще новые русские обнаглели, — сказал ктото, — теперь скоро тротуары перекрывать начнут, чтобы их бабы спокойно шлялись.
     — Мало им «Мерседесов», — подхватила бабка с пакетом, бодро ковылявшая за Максом, — ишь, надумали прохожих прогонять.
     — Может, мы просто спокойно дойдем до метро? — тихо спросила я у «шкафов».
     — А че? — хором отозвались те. — Мы тихонько движемся в потоке чужих тел.
     Услышав последнюю фразу, я еще больше укрепилась в своем желании как можно быстрее избавиться от «овчарок» и решительно начала активные действия.
     Я остановилась возле кафе.
     — Мне сюда.
     — Ща, — молнией метнулся ко входу Юрик.
     — Стоять, не шевелиться, — велел Макс и ринулся было за коллегой, но потом обернулся и приказал, — тут будьте, возле меня, не отходите!
     — Конечно, конечно, — закивала я.
     — Проходьте, Ариана Мамонтовна, — высунулся Юрик.
     Мы вдвинулись в крохотный зальчик, я села за столик, парни тумбами стали за спиной.
     — Устраивайтесь, — улыбнулась я, — вот свободные стулья.
     — Не положено, Офелия Оленевна, — покачал головой Юрик.
     — Нам следовает обстановку бдеть, Василисса Липовна, — подхватил Макс.
     Официантка принесла меню.
     — Чашечку кофе с булочкой, — попросила я и, получив через минуту заказ, уже собралась полакомиться выпечкой с напитком, но не тутто было.
     — Секундочку, — засуетился Юрик, — нельзя хлебать из чашки, дайтека!
     Не успела я глазом моргнуть, как секьюрити схватил фарфоровую емкость, сделал глоток, пару мгновений прислушивался к своим ощущениям, потом кивнул:
     — Можно.
     Если вы полагаете, что Макс спокойно стоял в сторонке, то ошибаетесь. Секьюрити «Марко» ловко откусил от булочки и тоже дал добро:
     — Ешьте на здоровье.
     Я уставилась на полупустую чашку и обгрызенную выпечку, аппетит исчез. А еще некоторые наивные граждане завидуют звездам шоубизнеса, которых постоянно сопровождает охрана. Право, несчастных следует пожалеть, их судьба — питаться огрызками!
     — Кушайте, кушайте, — не успокаивались парни, — проверено, яда нет.
     Я с тоской глянула на них. А если представить на минуточку, что отрава там была? Как разовьются события? Сначала на пол рухнет бездыханный Юрик, затем шлепнется бесчувственный Максик, а вверенное им несчастное тело останется одно, вопя от ужаса. Нелогично получается. Пробовать пищу должен один, второй обязан охранять объект и в случае неприятности заняться похоронами!
     Я встала изза стола.
     — — Куда? — нахмурился Юрик.
     — Зачем? — спросил Макс.
     — Руки помыть, не могу же я грязными лапами, как некоторые, булочки хватать, — не преминула я кольнуть секьюрити.
     — Ща, пошли, — велел Юрик.
     — Нет, я отведу! — воскликнул Макс.
     — Ты еду стереги.
     — Лучше ее в туалет сопровожу.
     — Сказано, кофе охраняй.
     — Ишь, раскомандовался, — обозлился Макс, — кто тебя главным поставил?
     — «Шарашкинфильм», — гордо заявил Юрик, — я в кино работаю.
     — Тьфу, дрянь какая, — скривился Макс, — я в книжном бизнесе служу, это круче.
     Юрик набычился. Макс прищурился.
     — Мальчики, мальчики, не деремся между собой, — защебетала я, — предлагаю вам компромисс.
     — Что вы, Арина Крокодиловна, — с укоризной ответил Юрик, — я не пью на работе, да и в свободное время не увлекаюсь компромиссами, на мой взгляд, лучше чуток водочки, первое средство от всего.
     Я старательно заулыбалась.
     — Давайте поступим так! Юрик отведет меня в туалет, потом вернется сюда, а Макс придет к дамской комнате и заберет объект. Таким образом, и еда не будет без присмотра, и я одна не стану рассекать по ресторану, и вы оба прогуляетесь до сортира.
     — Ну.., можно, — согласились «двое из ларца».
     — Вот и отлично, — обрадовалась я, — договорились.
     Кафе, в котором сейчас разыгрывался спектакль, находится не так далеко от моего дома, и я иногда захожу в него, тут готовят отличный кофе и подают свежайшие, тающие во рту булочки В заведении, на мой взгляд, имеется всего лишь один минус — это расположение туалета. До санузла приходится идти довольно далеко, по двум извилистым коридорам, путь от столика до туалета занимает не менее пяти минут, что, если вам приспичило, крайне неудобно. Но именно на удаленности сортира и строился мой план. А еще я очень хорошо знаю: в туалете есть окно, кафе расположено на первом этаже… Ясно?
     
* * *
     
     Юрик распахнул дверь, оглядел рукомойник, унитаз, зачемто поднял крышку бачка, пустил воду из кранов, отмотал рулон бумаги и ласково сказал:
     — Пользуйтесь, Ариэлла Страусовна, на доброе здоровьичко, тихо тут и прилично, вам подходит — Благодарствуйте, дружочек, — царственно кивнула я.
     — Вы ща дверку заблокируйте на замочек, — заботливо принялся наставлять меня Юрик, — и не выходьте, пока этот дурак Макс не постучится, не сомневайтесь, я обучу его правильным манерам, стуканет и станет поджидать, вы не торопитесь, писайте вволю.
     — Спасибо, милый, — тоном государыниимператрицы отозвалась я.
     Юрик заулыбался и ушел, я в мгновение ока заперла дверь, юркой кошкой шмыгнула в окно и понеслась быстроногим оленем в родной двор к тоскующим там «Жигулям».
     Сначала медленный Юрик протащится по коридору, потом Макс дотопает до туалета, поскребется в створку и станет ждать «тело». Пока до бравых охранников дойдет, что вверенный их заботам объект смылся, я успею дорулить до клиники. Ах, жаль, не увижу лица Юрика, когда очумевший Макс заорет.
     — Виолетта Леопардовна утекла в трубу!
     Надеюсь, они догадаются, что госпожа ВиоловаТараканова ушла через окно, и не станут срывать с места унитаз и вытаскивать трубу, дабы найти в ней автора детективных романов.
     
* * *
     
     До больницы я добралась без особых приключений и сразу пошла в морг. Лучше всего прямо на месте спросить у санитаров, находится ли здесь тело Наташи и что случилось с ней. Думаю, небольшая, но приятная сумма заставит их быть откровенными.
     Трупохранилище оказалось на редкость цивилизованным. Посетители вначале попадали в приемную, где стояли вполне приличные кресла, а на столике лежали растрепанные журналы. Тут даже имелся телевизор, правда, допотопный чернобелый вариант, но все же исправно работающий, и пахло в зальчике хвоей, аромат был слишком сильный, он явно вытекал из спрятанного в незаметном месте ароматизатора.
     В комнате беседовали двое: женщина неопределенных лет, закутанная, несмотря на жаркий день, в шерстяную кофту, и мужчина, вернее парень, одетый в белый халат. На меня они не обратили никакого внимания, а я, сообразив, что сейчас сотрудник морга разговаривает с родственницей умершего больного, постеснялась задавать вопросы и, решив подождать, пока патологоанатом освободится, села в одно из свободных кресел.
     — Вот видите, — говорил доктор, — она не лечилась.
     — Нет, — кивнула женщина, — вообще к врачам не ходила.
     — Наплевательски относилась к своему здоровью.
     — Молодая, думала, так пройдет, у нее всегда весной и осенью желудок болел.
     — Язва коварная вещь!
     — Ага.
     — Прободение и привело к смерти.
     — Ааа! Ничего сделать нельзя?
     — Когда? — оторопел доктор.
     — Ну.., сейчас!
     — Ваша сестра умерла!
     — Она мне не родная, только по матери, — непонятно для чего уточнила тетка, кутаясь в кофту.
     — Все равно вы родственница.
     — Не совсем.
     Врач помрачнел.
     — К чему речь ведете? Не желаете похоронами заниматься?
     — Господь с вами, — замахала руками тетка, — не бросишь же, как крысу, хотя, конечно, Наташа та еще дрянь была, но смерть грехи смывает. Скажите, это заразно?
     — Что? — снова потерял нить беседы парень в белом халате.
     — Язва.
     Патологоанатом вытащил сигареты.
     — Десять лет назад мы однозначно отвечали на подобный вопрос: нет. Винили во всем не правильное питание, курение, нервные перегрузки. Потом медицина глянула на язву с иной стороны, теперь она лечится антибиотиками вкупе с трихополом, комбинация, которая в принципе помогает всем, но иногда язва протекает бессимптомно, регулярных болей нет, человек начинает ощущать дискомфорт в тот момент, когда уже практически поздно. Мне сейчас трудно сказать, что именно случилось с Ереминой. То ли она глушила себя обезболивающими, то ли и впрямь не ощущала сбоя в здоровье.
     — Значит, можно заразиться язвой, — протянула женщина, — от Наташи.
     — От покойной? Нет, конечно.
     — Ааа! А еще чем?
     — Вы о чем?
     — Когда человек умирает, что с болячками случается?
     Я удивилась странному вопросу, врач, похоже, тоже, потому что он воскликнул:
     — Никак не пойму, куда вы клоните!
     — Ну, допустим, умер человек с туберкулезом, бывает же такое?
     — Сплошь и рядом.
     — И вообще, на тот свет редко уходят здоровыми.
     — Это верно.
     — Так куда зараза денется? Туберкулез тот же!
     — В могилу, — слегка растерялся парень, — или в огне крематория сгорит.
     — А если совсем страшная болезнь была! Ну, типа чумы, тогда как? — не успокаивалась тетка.
     Врач резко встал.
     — Чумы на земном шаре нет, она осталась лишь в пробирках.
     — А все же?
     — Давайте прекратим глупый разговор, — разозлился патологоанатом.
     — Я не хотела никого обидеть, — прошептала женщина, — просто вы там сами поаккуратней, не трогайте тело без перчаток.
     — Мы соблюдаем необходимые меры безопасности, — неожиданно вежливо ответил врач, — спасибо за заботу. Вернемся к вашей проблеме. Насколько я понял, вы хотите задержать тело Ереминой у нас.
     — Да, — прошептала тетка.
     — Услуга платная.
     — Хорошо.
     — Бальзамировать будем?
     — А надо?
     — Я бы посоветовал прибегнуть к этой процедуре, в особенности если момент погребения откладывается.
     — Хорошо, — кивнула тетка.
     — Сейчас придет Маша, она выпишет квитанцию и примет у вас оплату, — явно обрадовался завершению беседы парень, — извините, придется подождать.
     — Куда мне торопиться, — пожала плечами тетка.
     Врач ушел, я кашлянула, потом робко произнесла:
     — Простите, пожалуйста.
     Женщина повернулась ко мне всем телом.
     — Что?
     — Вы сестра Наташи Ереминой?
     — А вам какое дело?
     — Она умерла?
     — Нет, на танцы отправилась, — зло ответила собеседница и отвернулась к окну.
     Я затаилась в кресле. Похоже, первая часть таинственной истории прояснилась. Из подслушанного только что разговора легко сделать вывод: Наташу сгубила язвенная болезнь, внезапно открылось кровотечение, и несчастная покинула сей мир. Ладно, сейчас найду парня в белом халате, задам ему пару вопросов, а потом попытаюсь выяснить у милиционеров, жив ли Андрей.
     — Простите, — вдруг тихо сказала женщина в кофте, — нахамила вам.
     — Ничего, ерунда, вы просто понервничали, — охотно пошла я на контакт.
     — Меня Луизой зовут, — вдруг представилась незнакомка, — вообщето Луизой Марковной, но я к отчеству плохо отношусь.
     — Очень приятно. Виола, — машинально ответила я.
     — Откуда про Наташу знаешь?
     — Это я привезла ее в больницу, — объяснила я.
     — Понятно, — протянула Луиза, — я ей сестра по матери. Вчера поздно совсем мне из клиники позвонили…
     Я внимательно слушала ее рассказ. Луиза очень поразилась, когда услышала из трубки вопрос:
     — Кем вам приходится Наталья Еремина?
     — Вроде как сестрой, — ответила она.
     И тут на ее голову вылился ушат информации: Еремина скончалась, надо забирать тело, хоронить…
     — Откуда взяли мой телефон? — только и сумела спросить Луиза, когда в трубке образовалась тишина.
     — У нее в сумке книжка лежала, а в ней один ваш номерок, — раздалось в ответ, — на первой страничке, остальные пустые, звонить больше некому было.
     — Сочувствую, — пробормотала я.
     — Да уж, — протянула Луиза, — неожиданность, а что особенно неприятно, никак не могу найти Андрея, он человек состоятельный, ну почему ято должна хлопотать? Он бизнесмен! Квартира у них знаешь какая? Наташка все переживала, жаловалась: детей нет, некому богатство передать. Мне б ее заботы, тут кофе лишний раз не купишь, думаешь, то ли им наслаждаться, то ли стиральным порошком обзавестись. И, как назло, Андрей не отзывается! Я уж в полночь трезвонила, никакого отклика! Словно умер. Но надо ж ему про внезапную смерть жены рассказать. Вот ведь странный какой, не пришла Наташка ночевать, а он даже не забеспокоился, куда она подевалась. Хотя, может, он опять ее бросил? Лучше б совсем ушел, а то мотается тудасюда, не пойми что получается.
     — Еремин умер, — ляпнула я.
     — Андрей? — вздрогнула Луиза.
     — Да.
     — Когда?
     — Вчера.
     — Господи! Откуда ты знаешь?
     Я набрала полную грудь воздуха и начала говорить:
     — Понимаю, что история невероятная, но я решила сообщить мужу о несчастье, случившемся с женой, мы встретились в «Лотарингии», и Андрей скончался.
     — Боже!
     — Просто упал лицом в тарелку, похоже, инфаркт или инсульт.
     — Дева Мария, Пресвятая Богородица, — забубнила Луиза, крестясь, — вот оно что! Настигла его кара!
     Постой, постой, это что же выходит? Наташка на тот свет ушла?
     — Верно, — кивнула я, плохо понимая, куда сворачивает разговор.
     — И Андрей убрался?
     — Ну, похоже, так!
     — Да или нет?
     — Милиция вела себя так, словно Еремин покойник, — на всякий случай обтекаемо ответила я.
     — Детей у них нет, — почти радостно подытожила Луиза, — и никаких других родственников, кроме меня, тоже! Bay! Понимаешь?
     Я повнимательней присмотрелась к Луизе, вначале она показалась мне пятидесятилетней, потом, в процессе разговора, рассмотрев как следует свою собеседницу, я опустила планку возраста до сорока, затем снизила до тридцати, но сейчас, услышав вскрик «вау», сообразила: передо мной совсем молодая женщина.
     Просто Луиза одета в мешковатую кофту серобуромалинового оттенка и юбку, которая хорошо подойдет для пенсионерки. Никакой косметики на лице у нее нет, волосы длинные, но это не красивые локоны с аккуратно подстриженными концами, а лохматые пряди, почти никогда не бывавшие в руках парикмахера.
     Еще девушку сильно старит кислообиженное выражение лица, рот с опущенными уголками и низко нависающие над глазами брови, никогда не знавшие пинцета. Луиза явно не красавица, у нее серожелтый цвет лица, невыразительные блеклоголубые глаза с редкими ресницами, тонкие губы. По улицам Москвы толпами ходят особы, коим Господь не отсыпал красоты, но хитрые женщины ловко научились пользоваться косметикой.
     Если Луиза положит на лицо тональный крем, возьмет тушь, тени, губную помаду, то в конечном итоге появится вполне нормальная мордашка, но девушка не желает приукрашиваться и ходит страшилищем.
     — Получается, что все их теперь мое! — воскликнула Луиза. — Квартира, дача, мебель, машина. Bay! Cyпер!
     — Тебе не жаль Ереминых? — удивилась я.
     Луиза спохватилось, прикусила язык, но потом сказала:
     — Послушай, помоги мне!
     — Но вряд ли я сумею дать взаймы большую сумму, впрочем, сто долларов выделить могу, — осторожно пообещала я.
     — Не надо, — отмахнулась Луиза, — просто проводи меня.
     — Куда?
     — На квартиру к Наташке.
     — Зачем?
     — Андрей дома в сейфе кучу денег держит, — рассмеялась Луиза, — конечно, и он, и Наташка думали, что я не знаю, только я работала у них и видела.
     — Ты служила на фирме у зятя?
     — Не, домработницей.
     — Где?
     — Экая ты непонятливая, — попеняла Луиза, — да У Натки с Андрюшей!
     — Убирала квартиру сестры за деньги?!
     — А чего? Нормально! Со своим человекомто надежней, лучше меня пустить, чем невесть кого, еще сопрут чегонибудь!
     Я не нашлась что ответить, тут в приемную вошла симпатичная молодая женщина и громко спросила:
     — Кто собирается Еремину оплачивать?
     Луиза схватила меня за руку.
     — Не волнуйтесь, мы внесем деньги, сейчас только съездим за ними быстренько. Пошли, Виола, по дороге объясню, что к чему! Ну чего стоишь? Неужели не понятно, я одна не могу в квартиру войти, не по себе мне, пошли, не за так, конечно, дам тебе пятьдесят рублей.
     
Глава 16
     
     — У тебя машина! — обрадовалась Луиза. — Супер!
     Ясный перец, получишь рублики, только не бросай меня. Оно вроде и бояться нечего, да страшно в квартиру входить.
     — И как мы в нее попадем? — поинтересовалась я.
     — Просто, через дверь.
     — Но она, естественно, заперта!
     Луиза раскрыла здоровенький мешок из искусственной кожи, служащий ей сумкой, запустила внутрь обе руки и вытащила маленький ключик.
     — Во! Я ж к ним убираться ходила, по пятницам и вторникам, Наташка мне доверяет.
     — Понятно, — протянула я.
     — Пять комнат у них, — защебетала Луиза, — Андрей две квартиры объединил в обычном доме, с виду помойка помойкой, а внутри дворец! Стой!
     От неожиданности я резко нажала на тормоз, сзади послышались возмущенные гудки, мимо просвистела зеленая «девятка», из нее высунулся русоволосый кудрявый парень и с возмущением заорал:
     — Эй ты, хоть в зеркала иногда глядишь? Таранька за рулем!
     — Что случилось? — спросила я у Луизы.
     — Так приехали, — мирно ответила та, — вон их пятиэтажка, пошли.
     Проглотив все рвущиеся наружу замечания типа:
     «Следовало заранее предупредить об остановке», я выбралась наружу. Дом, где жила Наташа, смотрелся обычно, такими невысокими зданиями из светлого кирпича застроена четверть Москвы. «Хрущоба» кажется лучше, чем ее сестры из блоков, но только внешне, внутри же находятся крохотные квартиры с низенькими потолками, совмещенными санузлами и четырехметровыми кухнями.
     — Нам на последний этаж, — деловито заметила Луиза, — шагай!
     Железную дверь она открыла легко, стало понятно, что Луиза привыкла отпирать этим ключом, столь же буднично она нашарила рукой выключатель. Вспыхнул свет, и я ахнула.
     Вместо ожидаемого узкого полутемного, заставленного шкафами коридорчика перед моим взором предстал большой светлый холл. С потолка свисала хрустальная люстра. В центре комнаты стояли два кресла из молочнобелой кожи и стеклянный столик на золоченых львиных лапах. Правая стена оказалась целиком зеркальной.
     — Снимай туфли, — деловито велела Луиза и быстро сдвинула в сторону посеребренное стекло, в ту же минуту мне стало ясно: это дверца встроенного шкафа.
     — Ну, чего замерла? — торопила Луиза. — Пошли на второй этаж.
     — Куда? — заморгала я.
     Луиза улыбнулась и ткнула рукой влево.
     — Туда.
     Я проследила взглядом за ее ладонью и удивилась еще больше: я приметила совершенно невероятную для московских пятиэтажек вещь — деревянную лестницу, устремленную вверх.
     Луиза, довольная произведенным эффектом, усмехнулась:
     — Впечатляет?
     — Да, — кивнула я, — неожиданно.
     — Андрей из чердака три комнаты сделал, — пояснила Луиза, — квартирка теперь бешеных денег стоит.
     Внизу кухня, столовая, гостиная, ну и туалет. А на втором этаже две спальни плюс кабинет. Мебель частично из Италии, частично на заказ. Еремин строитель, уж он расстарался для себя, как мог! Денег сюда вгрохал уйму! Знаешь, сколько шторы на одно окно стоили? Тысячу баксов.
     — Думаю, ты ошибаешься, — покачала я головой, — ткань не может на такую сумму потянуть!
     Луиза рассмеялась.
     — Я, как из своего Буркина приехала, да еще из монастыря, прямо обалдела. Такой красоты не видела, не знала, как люди живут. Вообще, я плохо представляла себе обычный мир, еле привыкла. Занавески меня просто наповал убили, не эти тогда висели, попроще был вариант, но и тот меня с ног сшиб, да я по квартирето ходить боялась!
     — Буркино? — насторожилась я, услыхав знакомое название. — Подмосковное местечко, ты оттуда?
     — Ну да, — кивнула Луиза, — в монастыре жила.
     — Ты? Была монашкой?
     — Нет, Анна Ивановна, мама моя, там трудилась, я при ней до окончания школы прокуковала.
     — Кем же можно работать в монастыре?
     — Бухгалтером.
     — Кем?
     Луиза улыбнулась.
     — Людям отчегото кажется, что в монастыре жизни нет, все только молятся и постятся. На самом деле это особый мир с четкими законами. Буркинская обитель почти коммерческое предприятие.
     — Постой, постой, — забормотала я, — ты Луиза, сестра Наташи, так?
     — Верно.
     — Насколько я поняла, твоя мама была замужем дважды.
     — Нет, один раз.
     — Но ты же сказала, что у вас с Наташей разные отцы?
     — Верно, только зря думаешь, что ребеночек может лишь в законном браке родиться. Мамочка от Наташиного папы ушла, там какаято темная история, я вообщето с ней в семнадцать лет познакомилась.
     — С историей?
     — С сестрой, она в монастырь приехала, к матушке, а до этого не появлялась. Вообще, у нас все так перекручено, постороннему сразу не разобраться.
     — Значит, Лера Квашня тебе тоже сестра, — подвела я итог.
     — Кто? — искренне изумилась Луиза.
     — Лера Квашня, она сестра Наты.
     — Первый раз про такую слышу.
     — Но мне Наташа сама описала свою историю. Их мать, алкоголичка…
     Язык замер, потом я с легким недоумением протянула:
     — Совсем запуталась. Твоя мать — это и Натина мама.
     — Ну да!
     — И она служила в монастыре бухгалтером?
     — Верно.
     — Наверное, была церковным человеком.
     — Ясное дело, другую матушка Епифания не возьмет.
     — Она пила?
     — Ни в жизни, — привычно перекрестилась Луиза, — Анна Ивановна, мамочка моя покойная, капли в рот не брала, ну разве что во время причастия или по глоточку на Пасху.
     — Но Наташа рассказывала о своей родительнице, Рано умершей от безудержных возлияний, о сестре Валерии, которая уехала в Москву учиться…
     — Бред, — пожала плечами Луиза, — пошли на кухню. Кофе угощу и все объясню. Торопиться некуда, ну привезу я им деньги в морг завтра, чего такого случится, не выбросят же тело на улицу.
     Оказавшись у холодильника, Луиза распахнула дверцу.
     — Хочешь холодненького?
     — Нет, спасибо, горло берегу.
     — А я хлебну. Вот странно!
     — Что? — насторожилась я.
     — За фигом Наташка полтора литра сливового сока взяла? — пожала плечами Луиза. — Всегда лишь крохотный пакетик берет, на один стакан. И вишневого нет. Фу, скис!
     И она выплюнула сок, который только что отхлебнула из пакета.
     — Давай лучше кофе, — предложила Луиза, включив воду.
     Налив мне удивительно вкусную арабику, Луиза завела рассказ, через несколько минут мне стало понятно, что она нисколько не скорбит о внезапно умершей сестре, даже пытается скрыть радость оттого, что неожиданно превратилась во владелицу шикарных хором, но эмоции рвались наружу.
     Детство Луиза помнила плохо, если она задумывалась о ранних годах, то перед глазами появлялось нечто вроде больницы, коридор, выкрашенный синей краской, пол из щербатой плитки, железные кровати, женщины, замотанные то ли в халаты, то ли в тряпки.
     Потом воспоминания меркли, более или менее осознанно проявлялось лишь одно: вот мама, как всегда, одетая в черную хламиду и с темным платком на голове, стоит возле полной тетки со злым лицом.
     — Нехорошее имя у ребенка, — вдруг говорит незнакомая баба, — не нашенское. Эк ты ее обозвала, уж лучше бы Еленой.
     Потом опять в памяти образовывался провал, а дальше шли вполне ясные картины.
     Луизе семь лет, они с мамой живут при монастыре.
     Анна Ивановна не пострижена, она, истово верующая женщина, служит в обители бухгалтером. Иногда мама ездит в Москву и никогда не берет с собой Луизу, девочка нигде, кроме Буркина, не бывает. В Буркине расположена школа, куда бегает Луиза. Никакого удовольствия от процесса получения знаний девочка не испытывает. Одноклассники с ней не дружат, нет, над Луизой не издеваются, ее не травят ни дети, ни учителя, просто первоклассница сильно отличается от остальных детей, на ней длинное, почти в пол платье, а на голове повязан платок.
     Еще Луиза не ест в столовой, потому что часто блюдет пост, ей не разрешено оставаться после уроков на всякие мероприятия, и, понятное дело, девочка не бегает по вечеринкам. Вначале Луизочка не задумывалась о своей необычности, монастырь был домом, любимым, родным. В нем жила кошка со странноватым именем Калистрата, хрюшки, а еще имелась библиотека с громадными, тяжелыми томами.
     Матушка Епифания выдавала девочке по одной книге, и Луиза с восторгом читала жития святых, рассказы о мучениках были намного интересней сказок.
     Свою позицию Луиза один раз высказала на уроке русского языка, чем донельзя шокировала учительницу. Преподавательница, проверяя, как ученики справляются с заданием по внеклассному чтению, вызвала к доске девочку и спросила:
     — Нука скажи нам, что случилось с Красной Шапочкой?
     — Все не правда! — воскликнула Луиза.
     — Почему? — навострила уши училка.
     — Ну, вопервых, отчего она приняла волка за бабушку? — вопросом на вопрос ответила рациональная девочка. — Совсем же не похоже человеческое лицо на звериную морду! Волк весь волосатый.
     — Нуну, — покачала головой русичка.
     — А еще, он же бабулю съел?
     — Да.
     — Вот! — воскликнула Луиза. — Небось по всей комнате крови было! Даже когда рыбу чистят, и то раковина красная! Судак маленький, а бабка же большая! Неужели волк потом все отмыл? Не было у него времени, Красная Шапочка по пятам шла. Она такая глупая, что пятен повсюду не заметила? Нет, лишь глупости в сказках. Хотите, лучше расскажу вам про святого Петра? Вот в житиях правда.
     — Не надо, — быстро прервала преподавательница Луизу, — садись.
     После урока к девочке подошла звезда класса, Маша Аргенова, и захихикала:
     — Ловко ты Веру Павловну умыла! Пошли ко мне в гости!
     — Домой тороплюсь, — ответила Луиза, — мама ровно в три назад ждет.
     — Так нам два последних урока отменили, — принялась соблазнять девочку Маша, — давай, у меня такие куклы есть!
     Луиза заколебалась, но потом, решив, что ничего плохого не совершает (на дворе стояла Масленица, а в эти дни предписано развлекаться и ходить в гости), отправилась к однокласснице.
     Впечатление, которое на нее произвела квартира Маши, определяется одним словом: шок. В комнатах было так красиво, что у Луизы заслезились глаза, а еще нигде не было икон. Луиза, хотевшая привычно перекрестить лоб, наткнулась в гостиной на пустой правый угол, не удалось ей и помолиться перед едой. Нина Петровна, Машина мама, просто положила на тарелки блины и весело воскликнула:
     — Ну, начинайте! Луизочка, не стесняйся, бери колбасу, ветчину, или хочешь буженину?
     — Мясо на этой неделе есть нельзя, — покачала головой школьница. — Масленая неделя еще называется «мясопустная», она подготовка к Великому посту. Гулять, веселиться, лопать вкусное — сколько угодно, а на мясное запрет.
     — Скажите, пожалуйста, — разинула рот хозяйка, — откуда же ты знаешь?
     — Ну, мама, — укоризненно протянула Маша, — я говорила же тебе, Луизка из монастыря!
     — Действительно, — спохватилась Нина Петровна, — а тебя не раздражает, что на столе мясное ассорти?
     — Нет, конечно, — с достоинством ответила Луиза, — не следует никого осуждать и щеголять своей верой, это грех гордыни. Вы ешьте, только я не стану.
     Домой Луиза вернулась с ворохом подарков, Нина Петровна вручила ей коробочку шоколадных конфет, красивую книгу и много всяких мелочей, вроде красивых ручек и разноцветных ластиков.
     Анна Ивановна отругала Луизу, но презентов не отобрала. А школьница внезапно поняла: мир не ограничивается монастырем, за его стенами течет иная, более веселая жизнь, девочки там носят яркие платья, не прячут волосы под платок, им не надо подниматься ни свет ни заря, чтобы успеть помолиться перед школой. А еще, оказывается, дети не занимаются целыми днями послушанием, они имеют время для игр и веселья.
     Анна Ивановна, как могла, пыталась оградить дочь от мирских соблазнов, но она не имела права держать ребенка в монастыре, лишить его школьных занятий.
     А Луиза взрослела и в конце концов взбунтовалась и заявила:
     — Хватит, сегодня я сплю до восьми утра, каникулы на дворе! Не буду в пять лоб у иконы расшибать.
     Анна Ивановна кинулась к настоятельнице с просьбой:
     — Урезоньте малолетнюю, совсем ум потеряла, молиться не желает.
     Матушка Епифания тяжело вздохнула и призвала к себе Луизу. Вопреки ожиданиям Анны Ивановны настоятельница не стала наказывать бунтарку, не поставила ту коленями на горох, не заставила бдеть ночью у икон, а повела спокойный разговор.
     — Ты ведь знаешь, что дети обязаны почитать родителей? — тихо спросила она.
     — Да, — кивнула Луиза.
     — Вот и тебе не следует огорчать маму.
     — Выйду замуж и уйду от нее, — упрямо заявила девочка, — не хочу в монастыре жить.
     — А как же с почитанием родителей? — напомнила Епифания. — Не боишься, что потом, на Страшном суде, ответ держать придется? В Библии сказано: «Чти отца и мать своих».
     — Там еще другие строки есть, — возразила отлично знавшая Священное Писание школьница:
     — «Да покинет человек своих родителей и прилепится к жене своей, и будут они одна плоть».
     Епифания покачала головой, потом встала, порылась зачемто в коробочке, стоявшей на тумбочке, и мирно сказала:
     — Ангел мой, в жизни твоей мамы есть одна тайна.
     Поэтому она и скрылась от мира в обители, я не имею никакого права ее разглашать, и навряд ли Анна когданибудь расскажет тебе истину. Но я сейчас попытаюсь чутьчуть растолковать, чем ты обязана матери.
     Если бы не маменька, ты бы сейчас не училась в школе, не имела подруг, хорошей одежды и сладостей по праздникам. Скажи огромное спасибо Анне Ивановне, для тебя в книге Судьбы была написана одна, право слово, крайне печальная глава, но матушка сумела ее переделать.
     Луиза скривилась.
     — Не работай мама в монастыре, мы бы сейчас жили в городе, как все, ходили бы в кино, имели много денег.
     — Тебе кажется, что золото — счастье? — с укоризной осведомилась Епифания.
     — Конечно! — жалко воскликнула Луиза. — Деньги могут все!
     — Мы учили тебя иным принципам, — грустно сказала настоятельница, — но, видно, сильно искушение. Хорошо, приподнимем завесу, кабы не монастырь, ты бы, наверное, давно умерла в детском доме.
     — Почему? — захлопала глазами школьница.
     Епифания сложила тонкие руки на животе.
     — Твой отец за грехи был сурово наказан, его посадили в тюрьму.
     — Ой! — потрясенно воскликнула Луиза.
     — Оказался он в камере вместе с тобой.
     — Господи, — прошептала девочка.
     — Ты ничего не помнишь, — спокойно продолжала матушка, — поелику совсем крошкой была.
     Внезапно перед глазами Луизы развернулась картина: длинный коридор, стены, выкрашенные синей краской, железные кровати.
     — Я думала, это больница, — вырвалось у Луизы.
     Епифания строго посмотрела на собеседницу.
     — Ты о чем?
     — Ну порой вспоминается чтото вроде клиники…
     — Если не станешь меня перебивать, расскажу тебе историю, — нахмурилась матушка.
     К Луизе вернулось вбитое с детства смирение.
     — Простите, — прошептала она.
     Настоятельница ласково погладила ослушницу по голове.
     — Отец твой был человеком слабым, искушениям противиться не мог, работать не хотел, порхал, словно бабочка, а потом решил разбоем заняться, он вскрывал чужие квартиры и воровал у людей деньги, драгоценности, не брезговал ничем.
     Анна Ивановна, человек верующий, никак не могла смириться с таким поведением супруга, она сначала просто молилась, упрашивала разбойника одуматься, но тот лишь смеялся над женой.
     В конце концов Анна Ивановна, перекрестившись, пошла в милицию, где все честно рассказала. В отделении отчегото отнеслись к заявлению Анны с прохладцей, участковый равнодушно заявил:
     — Нечего нас в свои скандалы вмешивать, много вас таких, умных, полаются с мужиками и сюда несутся. Иди лучше домой, вари щи.
     Анна Ивановна в слезах побрела обратно, утром она, как обычно, отвела четырехлетнюю Луизочку в садик, отправилась на работу. Вечером пришла за ребенком и услышала от нянечки:
     — Девочку папка забрал.
     Встревоженная Анна кинулась домой, Марк иногда заходил за дочерью, но делал он это лишь после долгих и нудных просьб супруги, сам инициативы никогда не проявлял.
     Родная квартира встретила непривычной тишиной, на кухонном столе белела записка. Аня схватила листок и чуть не свалилась без чувств, она прочла весь текст разом. "Гнида! Думала мужа за решетку сунуть?
     Теперь мучайся, я уехал, тебе не надо знать куда, Луизка станет жить со мной".
     Несчастная мать помчалась в милицию, в голове у нее теснилась куча вопросов. Откуда вор узнал о ее визите в отделение? Куда он отправился? Что с девочкой? Зачем разбойнику крохотный ребенок? Впрочем, на последний вопрос ответ имелся: муж хотел побольнее «ущипнуть» жену, потому и выкрал Луизу, дочь ему без надобности, скорей всего, он просто бросит малышку на какомнибудь вокзале.
     Леденея от ужаса, Анна оказалась в кабинете того же участкового и вновь выслушала отповедь.
     — Никакого похищения нет, — рявкнул мент, — ребенка отец забрал, не чужой дядя, разбирайтесь сами, дело семейное, милиция ни при чем.
     Пришлось Анне уходить в слезах, больше к представителям властей она ходить не рисковала, пыталась найти девочку сама, но муж словно в воду канул. За несколько месяцев неизвестности Анна Ивановна поседела, похудела и дала обет: если девочка отыщется живой, мать посвятит себя Богу.
     В январе несчастную вызвали в милицию и обрушили ей на голову ведро ужаса. Муж попался на воровстве, обчищал очередную квартиру и не заметил некстати вернувшихся хозяев. Но судьба непутевого мужика мало волновала Анну, намного хуже было то, что омерзительный тип использовал в качестве «отмычки» Луизу.
     Отец подсаживал малышку в опрометчиво открытую людьми форточку, и девочка, юркая, как обезьянка, распахивала дверь: папавор обучил ее виртуозно обращаться с любыми замками.
     
Глава 17
     
     Увидев Луизочку, Анна разрыдалась, любимая доченька была похожа на ужасное отродье, грязная, в рваной куртенке. Девочка не узнала маму, но согласилась принять из ее рук еду. Уронив бутерброд на пол, ребенок грязно выругался, Анна побледнела и спросила у сотрудницы детской комнаты:
     — Мы можем идти домой?
     — Нет, — ответила женщина, — все не так просто, девочка участвовала в преступлениях, конечно, она крошка, но для таких ребят существуют специнтернаты.
     — Но я ее мать!
     — И что?
     — Луизу не надо отправлять в приют, она будет жить со мной.
     — Вовсе нет, — отрезала женщина в синей форме, — вот перевоспитают ее в учреждении, и получите дочь назад. Сидите смирно, сейчас оформим бумаги.
     С этими словами она ушла, в голове законопослушной Анны Ивановны мигом созрело совершенно нехарактерное для нее решение. Мать схватила дочь и вылезла в окно, домой она не пошла, села на электричку и укатила в Буркино, пришла в монастырь, упала в ноги к настоятельнице и рассказала Епифании все.
     Монахиня, сердобольная женщина, оставила Анну Ивановну в обители, мать, боясь, что дочь запомнит уроки воровства, стала воспитывать Луизу в строгости.
     Епифания прервала рассказ, постояла немного молча, потом очень тихо сказала:
     — Анна красивая женщина, с отцом твоим она официально в разводе и могла бы запросто устроить жизнь.
     Имеет в руках хорошую профессию, обладает ровным характером, на нее местные мужчины поглядывали, хоть при обители живет, да не монашка, в любой момент под венец пойти может. Только очень уж Анна за тебя боится, вот и осталась с нами, справедливо полагая, что дурная наследственность исправляется хорошим воспитанием. Мама ради тебя столько сделала!
     Не стыдно?
     — Ужасно, — заплакала Луиза, — я же ничего не знала!
     — И не узнала бы, да видишь, пришлось тебя вразумлять, — вздохнула Епифания, — ладно, ангел мой, не убивайся, вытри слезы, ни к чему они, бесполезное занятие рыдать. Ступай к маменьке, повинись, обними ее, поцелуй, да впредь не безобразничай, нехорошо это.
     Чувствуя себя гаже некуда, девочка пошла к двери.
     Епифания воскликнула:
     — Матери о том, что я открыла тебе правду, не рассказывай.
     Луиза сдержала слово, данное настоятельнице, она попросила у мамы прощения и впредь более не заводила разговоры об уходе из монастыря. Но молчать о проблеме не значит решить ее. Девочка очень надеялась, что когданибудь ее жизнь изменится и она уедет в большой город, начнет получать много денег. Луизе страстно хотелось богатства, наверное, это напоминали о себе гены папыразбойника.
     Анна Ивановна умерла в год, когда Луиза заканчивала школу, ушла тихо, без болезни и мучений. Господь, пославший женщине полную лишений и тягот жизнь, милостиво даровал ей тихую смерть.
     Луиза оплакала маму и осталась в некоей растерянности: что теперь делать? Ехать в Москву, поступать в вуз? Но у школьницы в аттестате сплошняком стояли тройки, о каком высшем образовании может идти речь?
     Остаться при монастыре было невозможно. Нет, матушка Епифания не гнала девушку прочь, но что за жизнь ждала Луизу? Молитва — послушание — молитва — послушание — молитва.
     Следовало устраивать свою судьбу, но как сделать это, не имея жилплощади, денег, профессии и ни одного родного человека рядом?
     В самый разгар тягостных раздумий Епифания позвала к себе Луизу.
     Девушка вошла в келью настоятельницы и увидела там незнакомую молодую женщину, симпатичную, хорошо одетую, с красивыми серьгами в ушах и колечками на пальцах.
     — Вот, знакомься, — с несвойственной ей ажитированностью воскликнула Епифания, — Наташа, твоя сестра.
     — Моя? — опешила Луиза.
     — Да, да, — закивала настоятельница.
     — Сводная, — быстро уточнила Наташа.
     — Это как? — окончательно растерялась Луиза.
     Наташа и Епифания переглянулись, в глазах настоятельницы мелькнуло нечто, похожее на растерянность.
     — Наша мама, — резко сказала Наташа, — Анна Ивановна…
     — Это моя мама, — окончательно потеряла нить беседы Луиза.
     — Верно, — кивнула невесть откуда появившаяся сестра, — правильно, Анна была замужем два раза. Первый ее супруг — мой отец, Иван, они потом развелись и оба создали новые семьи. Я плохо помню то время, вообще ничего, маленькая была.
     — Синяя комната с железными кроватями, — вдруг всплыло у Луизы ненужное воспоминание.
     Наташа резко встала и повернулась к Епифинии.
     — О чем она говорит?
     — Нет, нет, — испуганно воскликнула настоятельница, — ерунда, ей сон все детство снился, бог весть что младенцу привидеться может!
     Наташа осторожно кивнула:
     — Ладно. Я не припоминаю дней, когда жила с мамой и отчимом. Единственное, что знаю твердо, мой папа, первый муж Анны, приехал к ней и попросил:
     «Отдай нам с женой Нату на воспитание, свои дети не получаются, а у тебя целых два рта».
     — И мамочка отдала тебя? — прижала руки у щекам Луиза.
     Сестра кивнула:
     — Да, ее второй муж оказался плохим человеком, алкашом.
     — Вором, — быстро вставила Епифания.
     — Точно, — подхватила Ната, — уголовником. Ну не куковать же ей с двумя полусиротами?
     — Плохото как! — всхлипнула Луиза.
     — Нормально, — откликнулась Наташа, — от меня правду не скрывали, я всегда знала, что папина жена на самом деле мне мачеха. Только она хорошая была, но теперь все они покойники, остались мы вдвоем, мой долг тебе помочь, поехали.
     — Куда? — еле выдавила из себя Луиза.
     — В Москву, — спокойно ответила Ната, — не волнуйся, пристрою тебя наилучшим образом.
     Не успела Луиза опомниться, как оказалась в шумной столице. Первое время она жила у Ереминых, потом Андрей подарил свояченице комнату в коммуналке. Ни о какой учебе речь не заходила, Наташа сказала:
     — Таких, как ты, в Москве тьма, выбирай, что больше нравится! Работать прислугой у хороших людей, получать за труд вполне приличное вознаграждение или торговать у метро в любую погоду пончиками, зарабатывая копейки. Тебе решать, сама свою жизнь планируй.
     Естественно, Луизу привлек первый вариант. Наташа не обманула, она живо подыскала сестричке хозяев, теперь день Луизы был занят до отказа. Пропылесосив хоромы генеральши Степановой, девушка неслась к профессорше Николаевой, а еще следовало приводить в порядок апартаменты Ереминых.
     Сначала Луиза находилась просто в эйфорическом состоянии, из крошечного местечка она попала в шумный, никогда не спящий город. Витрины магазинов поражали воображение, метро восхищало, а отдельная комната казалась раем. До сих пор у Луизы не имелось возможности оказаться в одиночестве, в обители девочка находилась вместе с мамой на десяти метрах, а теперь получила двадцать в личное пользование. Убогая бабушкасоседка, тихо шлепающая по коридору, не раздражала ее, привычка старушки без конца молиться и причитать не удивляла; в конце концов, Луиза всю жизнь прожила среди подобных бабулек, в монастыре наряду с молодыми «христовыми невестами» обретались и «божьи одуванчики».
     Примерно через год эйфория пошла на убыль, и Луиза стала понимать: не все в ее жизни прекрасно.
     Зарплата, показавшаяся вначале роскошной, оказалась не столь уж и велика. Девушка не могла себе позволить такие хорошие вещи, которые носила сестра.
     Теперь, проходя мимо витрин, Луиза ощущала острое недовольство. В подземке ей стало душно, да и вечная толчея угнетала, а привычка бабкисоседки без конца сморкаться в раковину доводила до бешенства.
     Потом пришла злость на Наташу. Сестра жила неизмеримо лучше ее, могла позволить себе шубку и бутерброд с икрой. А что, разве Ната сама заработала на счастливую жизнь? Деньги шли от Андрея. Кстати, Наташа могла наступить на горло своей жадности и заставить мужа купить сестре отдельную квартиру, еще ей следовало платить Луизе побольше. Кроме того, Ната просто обязана была познакомить сестру с хорошим человеком, а Еремина, наоборот, старательно отпугивала от Луизы кавалеров.
     Вот намедни в гости к строителю пришел холостой друг, он с интересом посмотрел на Луизу, суетящуюся на кухне, и спросил у Наташи:
     — Кто эта милая женщина, познакомь нас!
     Другая бы сестра мигом попыталась «склеить пару», а Ната пренебрежительно ответила:
     — Эта? Дальняя родственница, из глухого местечка сироту вывезли, вот сейчас пообтешется слегка в Москве, и будем пристраивать за хорошего человека.
     Естественно, симпатичный мужик мигом потерял к Луизе интерес, а ведь Наташа вела себя подобным образом постоянно. Впрочем, отгоняла она не только своих знакомых. Както раз наивная Луиза радостно сообщила сестре:
     — Я познакомилась с парнем, очень милым, он меня в кино позвал, можно сегодня я пораньше уйду?
     Ната всплеснула руками.
     — Ты очень неосторожна, столица не Буркино, тут полно нехороших людей, у которых на уме одни гадости. Откуда ты знаешь юношу?
     — В метро столкнулись, — честно ответила Луиза.
     — С ума сойти! Не смей ходить в кино, вдруг он маньяк!
     — Вовсе нет! Очень приличный с виду.
     — Внешность ни о чем не говорит, сиди дома.
     — Мне уже восемнадцать лет, — неожиданно проявила строптивость Луиза, — я имею полное право распоряжаться собой.
     — Никуда не пойдешь, — отрезала Ната, — не разрешаю.
     — Ну и оставайся со своими запретами одна, — воскликнула Луиза, — прощай, без вас проживу!
     Выпалив тираду, девушка резко повернулась и решительно пошла к двери, Ната бросилась следом, схватила сестру за руку, Луиза оттолкнула ее, Наташа упала, младшая сестра, забыв о ссоре, кинулась к старшей. Неожиданно Наташа заплакала, а потом сказала:
     — Может, на твой взгляд, я веду себя как Салтычиха, только просто боюсь, что ты станешь жертвой обмана. Лучше, прежде чем роман крутить, приведи кавалера ко мне, чайку попить, я хорошо разбираюсь в людях, у меня глаз наметан, сразу изъян вижу.
     Луиза послушала Нату. Семен, так звали ее нового знакомого, предстал пред очи жены Андрея, а та, угощая парня ужином, ловко вытянула из него биографию: украинец, явился в Москву на заработки, ни жилплощади, ни хорошей профессии не имеет, полученные копейки отправляет на родину, там их ждут мама и пять маленьких сестер, у которых нет отца.
     — Нам такой вариант не подходит, — подвела итог Ната, когда пьяный от непривычно сытой еды Семен ушел, — ему надо в Москве зацепиться, вот он и ищет дуру. Впрочем, если он тебе по вкусу пришелся, то пожалуйста, станешь батрачить на новых родственников. Сестричкито живо в Москву переберутся, в твоей комнатке поселятся!
     Луиза понуро молчала, у нее хватило сообразительности понять: Ната говорит разумные вещи, связывать судьбу с нищим юношей, вынужденным тащить на плечах кучу прихлебателей, не слишком разумно.
     — Скажи спасибо, что у тебя я есть, — завершила беседу Наташа, — сделай одолжение, показывай впредь мне своих кавалеров, а то мигом обманут, останешься без комнаты, придется в Буркино возвращаться.
     Луиза вздрогнула. В Буркино? Страшнее перспективы не могло быть! Может, Наташа права? Решив поверить сестре, Луиза продемонстрировала той следующего ухажера, с которым тоже познакомилась на улице, и опять вышел облом, правда, на этот раз кавалер оказался москвичом с собственной квартирой, но он был вдовцом с тремя крошечными детьми на руках, ясное дело, такому требовалась бесплатная домработница и нянька.
     Шло время, хороший, богатый жених не появлялся, Наташа откровенно эксплуатировала сестру, взвалив на нее все хозяйство. Ната начала раздражать Луизу, младшая хотела избавиться от старшей, зажить собственной жизнью, ей стало казаться, что торговля сосисками у метро дело куда более веселое, чем возня тряпкой по чужим полам. У подземки было много ларьков, в каждом сидят люди, можно найти себе друзей. А еще Луизу напрягал Андрей. Нет, он вел себя корректно, к родственнице жены не приставал, никаких сальных намеков не делал, рук не распускал. Еремин не пил, не дрался, он даже делал Луизе на день рождения подарки, но в быту Андрей частенько бывал невыносим.
     Он патологически боялся заболеть. Сначала Луиза посмеивалась над его привычкой по сто раз на дню мыться, потом чистоплотность мужчины стала ее бесить. Вставая утром, Еремин надевал все свежее, пижаму, в которой провел одну ночь, он швырял в бачок грязного белья. Луиза, которой в обязанности вменялось стирать и гладить, только качала головой. Ну разве можно запачкать куртку и штаны, повалявшись на чистых простынях? Кстати, постельное белье Еремин велел менять ежедневно. Придя с работы, Андрей шел в ванную, почти час принимал душ, выходил в халате, а брюки и рубашка оказывались в грязном белье. Ладно бы он менял трусы с носками! Но нет, «освежалось» все. Но на этом переодевание не заканчивалось. Перед сном хозяин облачался в чистенькую пижаму, а «дневные шмотки» швырялись на стиральную машину.
     Луизе самой не нравятся потные мужики в мятых сорочках, она считала, что представители сильного пола должны мыться чаще женщин, но чистоплотность Еремина была патологической, превосходила все разумные пределы. Он требовал стирать подушки, одеяла, обрабатывать хлоркой пол в прихожей и подошвы ботинок, чашки следовало ошпарить кипятком, тарелки замачивать в растворе горчицы, а унитаз дезинфицировать после каждого посещения. Впрочем, в квартире имелось два санузла. Одним пользовались Наташа, Луиза и гости, а другим только Андрей.
     Один раз ктото из заглянувших на огонек друзей, не разобравшись в ситуации, вошел в хозяйский сортир, после ухода гостя Еремин устроил форменную истерику. На следующий день явились рабочие, которые установили новый толчок, врезали в дверь замок. Теперь, если в дом заявлялись посторонние, Андрей нервно говорил Луизе:
     — Немедленно запри мой туалет.
     Но самый ужас начинался, когда хозяин вдруг подхватывал насморк или кашель. Вот тут Наташа просто стояла на ушах. Муж валялся в кровати, врача вызывать он не разрешал, пил всякие лекарства, которые жена притаскивала из аптеки, и стонал:
     — Господи, мне конец.
     Луиза, подавая «умирающему» чай с лимоном, старательно скрывала ухмылку, но в один день ей стало противно: ну до какой же степени должен любить себя человек, чтобы так испугаться соплей!
     А еще Андрей мог выскочить из своей комнаты почти голым и истерически заорать:
     — Скорей посмотрите! У меня на плече белое пятно! Катастрофа!
     К слову сказать, Ната никак не реагировала на закидоны мужа, просто купила ему семь халатов, столько же комплектов постельного белья и тьму рубашек вкупе с трусами и носками. Жена не возмущалась, когда к вечеру бачок с грязным бельем наполнялся до краев, да и по какой причине ей было негодовать?
     А вот Луиза, без конца стоящая у стиральной машины и гладильной доски, тихо злилась. Хорошо быть чистюлей, если тебя обслуживают наемные руки. Но если не обращать внимания на некоторые шероховатости, Еремины жили в принципе хорошо, в достатке, особо не ссорясь с домработницей. Только Луизе очень хотелось иметь свою семью, отдельную квартиру и многомного денег, а со временем девушка стала понимать: навряд ли ей удастся осуществить свои мечты, если работать всю жизнь поломойкой при более богатых и удачливых.
     
Глава 18
     
     Выговорившись, Луиза замолчала, потом вдруг, сложив руки крестом на груди, закричала:
     — Но теперь это все мое! Мое! Я богата! Могу делать что хочу!!!
     В голосе женщины звучало такое торжество, такое счастье, что меня передернуло. Неужели Луиза столь страстно хотела материальных благ? Она же узнала о смерти сестры и зятя! Ее не волнует ничего, кроме богатства?
     Очевидно, Луизе в голову внезапно пришли те же мысли, она захлопнула рот, потом растерянно попросила:
     — Посиди тут пару минут, деньги взять надо, куча средств понадобится.
     Я кивнула, говорить не было сил, да и что тут скажешь?
     Луиза резво убежала в глубь необъятных апартаментов, я осталась в одиночестве, в голову полезли разные темные мысли.
     Я столкнулась с Наташей в бараке, довезла Еремину до Москвы, услышала рассказ про пропавшую сестру и матьалкоголичку. Но сейчас выясняется, что, похоже, ни капли правды в той истории не было. Зачем Наташа соврала мне? Отчего просто не сказала:
     «Извините, но я ничего не слышала о женщине по имени Валерия Квашня»?
     С какой стати ей пришло в голову нафантазировать неизвестно что?
     Минуточку: если Валерия Квашня не сестра Наты, то что делала Еремина в бараке и почему она там была прописана? Она ведь жила с детства в Москве, вместе с отцом и мачехой. И потом, вот странность, и Наташа, и Андрей, с виду молодые, здоровые, умирают в одночасье. Кстати, Еремина сообщила мне, что супруг намного ее старше, так сказать, покрытый опятами пень, но мне хозяин фирмы не показался старикашкой. Допустим, он следил за собой, сейчас мужчины охотно пользуются новейшими разработками косметологов, пусть даже сделал круговую подтяжку лица, но задор в глазах не натянуть!
     Еремин смотрелся максимум на сорок лет, а вообщето больше тридцати я никогда бы ему не дала.
     И теперь напрашивается резонный вопрос: отчего его жена столь самозабвенно врала? Зачем она разоткровенничалась перед абсолютно незнакомой женщиной? Ведь мы могли поболтать о всяких малозначительных вещах типа погоды или о модных кофточках, а потом расстаться. Одна женщина просто подвезла другую, ничего не значащая услуга, встретились случайно, разошлись, словно в море корабли, так к чему долгий рассказ о своей семейной ситуации?
     Правда, психологи давно подметили явление, названное ими «эффект попутчика». Сами, наверное, сталкивались в купе поезда с человеком, который, едва сев на полку, начинает откровенничать с присутствующими. Такое поведение вполне объяснимо, многие люди, увы, не имеют около себя внимательного слушателя. И еще, не всегда расскажешь близкому человеку о некоторых личных тайнах, а вот перед незнакомцем легко обнажить душу, очистить ее. Попутчик ведь, поболтав от души, потом растворяется на вокзале в толпе, «забыв» оставить свой телефон или адрес.
     Может, Наташа была из таких? Но она дала мне свои координаты. Почему? Заподозрила во мне клиентку?
     Впрочем, и Луиза сейчас была откровенна с полузнакомой Виолой Таракановой, но только поведение поломойки абсолютно объяснимо. Она перенесла стресс, поняв, что из полунищей девицы стихийно превратилась в богатую особу. И еще, Луизе стало страшно одной входить в квартиру сестры и зятя.
     В моей жизни был случай, когда пришлось идти в дом к умершей подруге. Я, сто раз бывавшая у Лены, имевшая вторые ключи от ее особняка, всегда спокойно приезжавшая кормить во время командировок Ленки кошку, узнав об автомобильной катастрофе, в которую та попала, так и не отважилась в одиночестве войти в принадлежавшее ей здание, пришлось брать с собой Кристину и Семена, но все равно, вставляя ключ в замочную скважину, я испытала настоящий ужас. Поэтому с Луизой ситуация понятна. А вот с Наташей!
     Чего та испугаласьто? Моего вопроса про Леру Квашню! Конечно, ну как я не сообразила раньше! Едва услыхав это имя и фамилию, Еремина вздрогнула и начала врать, словно сивый мерин. Кстати, меня давно мучает вопрос: ну каким образом в русском языке появилась эта поговорка — «лжет, как сивый мерин»?
     Право, странно, но еще более странной кажется мне ситуация с Лерой Квашней. И кто убил Ереминых?
     Я вздрогнула и нервно оглянулась. Ох, не зря в голову пришел этот вопрос. Сейчас я абсолютно уверена: и Наташа, и Андрей погибли не своей смертью, их уничтожили очень хитро, представив дело как несчастный случай. Отчего я пришла к такому заключению?
     Знаете, став Ариной Виоловой, писательницей, описывающей подлинные, реально произошедшие криминальные ситуации, я обрела чутье. Нет, Виола Тараканова в быту вполне способна забыть про кипящий на плите суп или наполняющуюся ванну, а вот Арина Виолова ловко подмечает нестыковки в ситуациях.
     Андрей Еремин внезапно скончался в трактире, по версии правоохранительных органов, по предварительным данным, у него случился инфаркт. Но Луиза только что рассказывала мне о том, как трепетно следил ее зять за своим здоровьем. Неполадки с сердцем начинаются постепенно, организм всегда предупреждает человека, «звонит» о беде: легкая одышка, головокружение, боль в лопатке, онемение рук. Большинство людей, ощутив один из этих симптомов, сначала пугаются, но потом, обнаружив, что состояние здоровья стало вновь хорошим, не идут к врачу и в конце концов расплачиваются за свою беспечность и нежелание слышать сигналы тревоги. Но Еремин! Он из насморка делал трагедию! Защеми у него в левом боку, он мигом бы лег в клинику, следовательно, Андрей не испытывал дискомфорта, но.., умер от инфаркта.
     А Наташа! Ее сгубило не очень страшное заболевание. Неужели она не знала о язве? Да быть такого не могло. Если уж речь зашла о прободении, то язва находилась в самой крайней стадии, ладно, пусть она не болела, но есть куча других признаков, та же изжога!
     У язвенника она начинается от любого куска «не правильной» еды. В «Марко» работает художник Леша Маркелов, у него язва, давно залеченная, но тем не менее Лешка никогда не берет в столовой ничего, провоцирующего желудочнокишечные неприятности.
     Он чурается салатов с майонезом, сметаны и так далее.
     А Наташа на моих глазах преспокойно стала лакомиться здоровенным рожком с жирным пломбиром!
     Нет, их отравили, очень хитро, представив дело как несчастный случай! Кто? Почему? За что? Я просто обязана узнать правду! И начинать следует с женщины с фамилией Квашня, ведь упоминание о ней подвигло Наташу на вдохновенное вранье. Кстати, может, Олечка расскажет о Лере некие подробности?
     — Ты довезешь меня до морга? — закричала Луиза, влетая на кухню. — Деньги взяла, вот!
     Я глянула на толстую пачку, перетянутую розовой резинкой, которую та стиснула в пальцах, и подавила желание воскликнуть: «Крайне опасно демонстрировать малознакомому человеку такое количество ассигнаций».
     — Заплачу сполна! — ажитированно орала Луиза. — Сколько хочешь? Сто? Двести баксов? Вот держи, спасибо за услугу. Я теперь богата! Все в жизни пойдет поиному! С сегодняшнего дня не мне, а я людям платить стану! Найму горничную, шофера! Bay! Заживу человеком! Замуж выйду.
     Я молча смотрела на Луизу. Ну какой смысл объяснять ей, что сейчас она обижает меня, оскорбляет, засовывая в карман купюры? Вполне вероятно, она не такая уж и толстокожая, просто у нее от осознания собственного богатства снесло крышу.
     — Прости, — тихо сказала я, — но мне больше недосуг болтать, домой пора, дела ждут. Ты можешь нанять такси, только не вынимай при шофере все деньги, отложи небольшую сумму в кошелек, а остальные спрячь.
     — Уж не дура, — фыркнула Луиза и пихнула пачку за воротник блузки.
     — Скажи, ты никогда не слышала имя Валерия или Лера Квашня?
     — Говорила уже, нет, — напомнила Луиза.
     — Может, у Наташи подруга такая имелась?
     — Она с бабами не общалась, — хмыкнула наследница, — старалась их в дом не водить, Андрея ревновала.
     — В монастыре у тебя Квашня не жила?
     Луиза пожала плечами.
     — Не знаю.
     — Как же так?
     — Просто.
     — Провела с людьми детство, юность и не в курсе, как их зовут? — изумилась я.
     Луиза улыбнулась.
     — Сразу видно, что ты не церковный человек. В обители фамилий нет. Сестра Евпраксия, сестра Анна, сестра Онуфрия, а уж как их в миру звали, все позабыли.
     Те, которые не пострижены, пока вроде со своими именами, но знаешь, женщиныто за монастырскими стенами от разных обстоятельств спрятались и представились другими именами, допустим, Марфой. Конечно, настоятельница правду знает, ей не солгут, нельзя с матушкой хитрить, только она никому чужих секретов не раскроет, мать Епифания под пытками молчать будет. А тебе очень про эту Квашню знать надо?
     — Да! — воскликнула я. — Безумно.
     Луиза кивнула.
     — Хорошо, оставь телефон. Сейчас оплачу бальзамирование, а потом займусь похоронами, стану по телефонным книжкам звонить, Наташи и Андрея знакомых оповещать, может, и обнаружится Квашня, я сообщу тебе тогда.
     — Огромное спасибо!
     — Слушай, — оживилась Луиза, — ты про Петра и Февронию слышала?
     — Ну.., нет.
     — Были такие святые люди, муж с женой, любили друг друга, их потом в одном гробу похоронили. Может, Нату с Андреем в общую домовину положить? — деловито осведомилась Луиза. — Как тебе моя идея, а?
     Два пристанища дорого потянут, в простой ящикто не сунешь, народу много придет. Мне надо со всеми знакомыми Еремина законтачить, фирмато тоже моей будет! На поминки куча денег усвистит. Потихому не сделать, следует объявиться наследницей. Жалко на гроб много выкидывать, это ж в прямом смысле зарытые деньги! Ну, так как?
     Меня передернуло. Жадность Луизы пугала, а ее открытость и странная для взрослого возраста наивность изумляли.
     Впрочем, может, она просто инфантильна? Отсюда и неумение ощутить скорбь. Пятилетний ребенок не станет плакать на похоронах бабушки, он зарыдает, когда поймет, что та больше никогда не испечет ему сладких ватрушек. Только зрелая личность способна скорбеть о человеке как об индивидууме, остальные пожалеют не покойного, а себя, оставшегося без ласки, внимания или денег.
     — Чего молчишь? — поинтересовалась Луиза, подталкивая меня к выходу. — Что скажешь про мою идею?
     — Мне кажется, это ужасная затея!
     — Да? Ну ладно, прощай, позвоню, если Квашня объявится! — сказала Луиза, когда мы вместе вышли на улицу.
     Я кивнула и стала искать свои «Жигули». Понадобилась целая минута, прежде чем я вспомнила, что моя тачка теперь отлично тюнингованный вариант.
     — Эй, — крикнула Луиза, — постой!
     Я обернулась и увидела, что наследница, уже поймавшая такси и успевшая сесть в машину, высунулась в открытое окошко.
     — Что случилось?
     — Да Квашня эта!
     — Ты вспомнила ее?!
     — Нет, но фамилия отчегото знакомой вдруг показалась!
     — Наверное, ты встречала в поваренной книге слово «квашня», — вздохнула я.
     — Нет, — задумчиво протянула Луиза, — вначале имя с фамилией неизвестными показались, но сейчас… Лера Квашня… Кто мне о ней говорил, а? Ладно, вспомню, позвоню. Давай, покатил, заплачу сполна, думаешь, денег мало? Ошибаешься, у меня ими полны карманы.
     Последнюю фразу Луиза сказала таксисту, черноволосому черноглазому мужчине. Тот оскалил в улыбке золотые зубы — Ай, сам красавыц, денег пално, ты замуж не хочешь?
     Луиза счастливо рассмеялась, наемный экипаж, дребезжа всеми частями и издавая предсмертный кашель, поехал по проспекту, я, удрученно покачав головой, села в свою машину. Нарвется Луиза на неприятности! Разве можно столь откровенно кричать о набитом до отказа кошельке? Надо же, как ей мечталось о богатстве, до такой степени, что, обрадовавшись смерти единственных родных людей на земле, она готова рассказать о своей удаче всему миру.
     Руки повернули ключ в зажигании, «Жигули» тихо поехали вдоль тротуара, потом замерли у светофора.
     — Bay, супер, — донеслось слева.
     Я повернула голову, из притормозившей рядом «десятки» высунулся парень лет двадцати.
     — Классные колеса! — заорал он. — Где купила?
     — Нормальная «обувь», как у всех, — не поняла я его восторга, — просто новая.
     — Ты че? Про колпаки не знаешь?
     — А что с ними?
     — Тю, дура! Они же вертятся.
     — Как?
     — Ну, в обратную сторону.
     — Не понимаю.
     Юноша закатил глаза.
     — Припаркуйся.
     Я покорно встала у обочины, «десятка» замерла рядом, из нее вышел водитель.
     — И правду в невпонятках, чего обула? — спросил он.
     — Ну.., мне сделали подарок, резину сменили.
     — Давай проеду пару метров, а ты глянь!
     Я кивнула, юноша влез в мои «Жигули» и тронул машину, я разинула рот. Если вы катите вперед, то колеса вертятся в том же направлении, правда? Но сейчас «копейка» двигалась по проспекту, а круглые шины совершали обратное движения.
     От неожиданности я икнула, но потом сообразила, в чем дело. Колеса ведут себя нормально, а вот прикрывающие их огромные колпаки отчегото поворачиваются против часовой стрелки.
     — Суперская фишка, — завздыхал парень, вылезая из машины, — повезло же тебе, такой дорогой подарок сделали. Эх, мне бы такие диски! Мечта! До сих пор я только слышал о них.
     Я вновь влезла за руль. Да уж, Голубев постарался изо всех сил, представляю, какой вопль издаст Олег, увидав новые колпаки «Жигулей», муж испытает приступ самой подлинной зависти.
     Внезапно меня охватила тревога. Ну почему Куприн не звонит? Потом пришло раздражение. Почему не звонит? А откуда ему трезвонить? Телефончик наш бравый милиционер забыл невесть где, вернее всего, потерял, новый он покупать не станет. Впрочем, супруг мог бы воспользоваться аппаратом коллеги, городским телефоном или, в конце концов, почтой. Но Олег напрочь забыл о жене, он сейчас увлечен работой и выкинул все «гражданские» мысли из головы. Значит, беспокоиться не о чем, у Куприна в жизни полный порядок, а разбор полетов я ему всегда успею устроить. Вот он какой! С глаз долой — из сердца вон! Отлично получается, улетел и забыл про жену.
     — Здравствуйте, — раздалось за спиной.
     — Мама, — заорала я, — кто тут!
     — Простите, не хотел напугать, — донеслось с заднего сиденья.
     Я обернулась и увидела симпатичного мужчину славянской наружности. Дядечка смотрелся типичным «ботаником», на нем красовался слегка помятый серый костюм, на носу сидели очки в крупной пластмассовой оправе, а лицо украшало выражение крайней застенчивости.
     — Право, извините, — заговорил он.
     — Вы кто?
     — Павел Петрович Сухоруков.
     — Виола Тараканова, — машинально ответила я и мгновенно обозлилась на себя.
     Ну какого черта полезла знакомиться с незнакомым мужиком!
     — Что вы делаете в моей машине?
     — Сижу.
     — Вижу! Как попали в автомобиль?
     — Так он стоял сейчас у тротуара, — бестолково принялся объяснять Павел Петрович, — парень вышел, я сел.
     — Вы приняли «Жигули» за такси?!
     — Ну.., не совсем, — промямлил пассажир, — извините, я имею честь сейчас беседовать с писательницей Ариной Виоловой?
     — Да.
     — Очень, очень приятно, разрешите представиться — Павел Петрович Сухоруков.
     — Виола Тараканова, — на автопилоте отозвалась я и обозлилась еще больше, — уже знакомились секунду назад.
     — Позвольте все же дать вам визитку, — заулыбался Сухоруков, потом, поправив идиотские очки, он вытащил из кармана блестящую коробочку, выудил оттуда белый прямоугольничек и протянул мне.
     Пришлось бросить взгляд на бумажку. "Павел Петрович Сухоруков, секретарь по особым поручениям, фирма «Рокко».
     — Рада знакомству, — вспомнила я правила приличия, — и еще раз сообщаю: я не работаю водителем.
     — Мне не нужна наемная машина, там, на площади, своя стоит.
     — Ничего не понимаю, — воскликнула я и спохватилась:
     — Постойтека, откуда вы знаете, что я писательница?
     Павел застенчиво улыбнулся.
     — Буду очень благодарен, если разрешите мне изложить дело.
     — Ладно, — кивнула я, — только побыстрому.
     К сожалению, в Москве очень много людей, которые считают писателей супербогатыми особами, ни в чем не нуждающимися олигархами, которые должны делиться накопленным капиталом со всеми, кто их попросит. В издательство ежедневно приходят мешки писем, большинство из которых начинаются со слов:
     «Дайте денег» или «Купите нам.., квартиру, машину, Дачу, мебель, телевизор, холодильник». Некоторые послания удивляют до оторопи, ну, к примеру, такое:
     «Здравствуйте, Арина Виолова! Вы живете хорошо, а мы плохо! Моя судьба страшно тяжелая, родила десять Детей, чем кормить их, не знаю, во что одеть — тоже, работы нет двадцатый год, муж всю жизнь пьет. Пришлите мне денег или одежды на деток, размеры 56 — 58, обувь 44 — 46. Но лучше будет, если станете давать нам каждый месяц по три тысячи долларов, вам такая сумма тьфу, а нам есть не на что. Жду ответа, расчетный счет…» 4.
     Прочитав такое послание, — я, как правило, впадаю в глубокую задумчивость и пытаюсь примерить ситуацию на себя. Работы нет двадцать лет? Она что, два десятилетия лежит на диване и ноет? Зачем родила столько деток, если сама не у дел, а муж вечный алкоголик? Не сообразила, что отпрысков потребуется кормить, поить, одевать? И сколько лет ребяткам, чьи размеры одежонки 56 — 58, а ботиночек 44 — 46? Может, крошки могут пойти